Грэм ухмыльнулся. Софи всем телом ощутила этот низкий вибрирующий звук, от которого ей захотелось плотнее сдвинуть колени под юбками.
– Теплее… – сказал он, – но пока не точно.
Софи заставила себя сосредоточиться на загадке, а не на том, что кожей чувствует жар его тела – Грэм склонился над ней, он был совсем близко, но все же ее не касался… И тут она догадалась:
– Рог! – Софи вслепую вертела предмет в руке. – Это рог!
Грэм расхохотался, но Софи показалось, что он нагнулся.
– Так и есть. Хотя, строго говоря, это отросток оленьего рога. – Он забрал предмет из ее рук. – Вчера вечером дома я сунул его себе в карман и забыл.
– А, так это трофей доблестных охотников? – Софи подождала ответа, ибо Грэм никогда не упускал шанса отпустить шутку насчет своего отца и братьев.
В ладонь Софи опустился еще один предмет, теплый от руки Грэма или же просто нагревшийся в кармане. Софи сжала его пальцами. Кольцо? Она рассеянно надела его на палец. Подошло.
– Ну как? Хорошо? – со смехом спросила она, сгибая палец.
Вдруг горячая рука Грэма взяла ее за кисть и сняла кольцо. Софи показалось, что она сделала или сказала что-то не то.
– Для вас оно важно? – Софи не хотелось быть слишком легкомысленной, но, в конце концов, это ведь игра, разве нет?
– Просто очень старая вещь, – медленно проговорил он. – Дайте еще раз руку.
На этот раз его прикосновение ощущалось иначе. Менее игривое, более… настойчивое? Потом Грэм поднял их сцепленные руки вверх и приложил ее ладонь к своему лицу.
Софи перестала дышать. Они провели вместе много часов с глазу на глаз, но за все время лишь несколько раз коснулись друг друга руками. А сейчас ее ладонь лежала на рельефной линии его челюсти, а отросшая за сутки щетина колола ей пальцы. «Надо же, какая жесткая», – удивилась Софи. Ей казалось, что бороды должны быть мягкими. Ну как мех у животных. Потом она почувствовала, что его челюсть движется под ее пальцами, и осторожно убрала руку. Происходило нечто серьезное.
– Грэм, у вас все в порядке? – Она начала сдвигать с глаз повязку. – Что с вами?
– Ничего… ничего. – Грэм убрал ее пальцы от повязки, снова приложил к своей щеке и прижал. «Пока не время. Это пока не реальность». Прикрыв глаза, он сосредоточился на ощущении прохладной руки у себя на щеке.
Софи жила в таком защищенном мире, вдали от любых соблазнов, в полной неизвестности. Интересно, знает ли она разницу между мужской и женской кожей? Ощущала ли хоть раз холодный поток воды на обнаженной, разогретой на солнце коже? Если ощущала, то это были лишь невинные детские ощущения. А шелковистая влажность пылающей кожи, раскрытые губы, вулканический жар сомкнувшихся тел? Ничего она об этом не знает.
При этой мысли Грэм, как всегда, ощутил напряжение в паху. Черт возьми, прошло уже много недель с тех пор, как… И его пальцы машинально задвигались в ином ритме и с иной целью – перешли от невинной ласки практически к соблазнению. Рука Грэма скользнула вверх от кисти к чувствительному местечку с внутренней стороны локтя. Движения его замедлились, но сделались целеустремленными.
Софи не могла вздохнуть. Во всем мире остались только его руки. Одна прижимала ее ладонь к щеке Грэма, надавливая мягко, но неумолимо. Вторая рука огнем горела на ее коже, оставляя за собой след из пылающих углей. Рука эта поднималась все выше, пока ее тыльная сторона не коснулась маленькой груди Софи.
Софи сдалась сразу, сдалась с пылом и страстью и не пыталась сопротивляться.
Пусть ее легкие не работали – она так и не смогла вздохнуть, но сердце колотилось во всю мощь. Кожа вдруг стала сверхчувствительной, хотя прежде Софи этого не замечала. Удары сердца громом звучали в ушах, отзывались в горле, трепетали пульсом под настойчивыми пальцами Грэма.
Внезапно ее охватило дикое, неукротимое желание, от которого спазмом свело живот. Она рефлекторно поджала пальцы ног в домашних туфельках. Плоть между ногами напряглась, запульсировала, стала вдруг влажной. Все это было ново, волновало и пугало одновременно, и она не хотела, чтобы это ощущение прекратилось.
То, что всегда подавлялось, загонялось вглубь, не признавалось, вытаптывалось: дерзкие мечтания, страстные порывы, неутоленная жажда, – все это теперь вырвалось на свободу и взывало к отмщению. Софи не дышала, не думала, не сопротивлялась.
Дрожащей рукой она сорвала повязку. Ее глаза распахнулись и сцепились взглядом с глазами Грэма. Едва разлепив пересохшие губы, Софи взмолилась: