Я получаю право увидеть весь производственный процесс. Только что изготовленное виски ставят стариться в специальных бочках.
Те стоят в подходящем для них подвале, расположенном под всем комплексом зданий. Этот огромный погреб впечатляет. Яркие лампы освещают гигантский склеп и герметично закрытые здоровенные фляги, выстроившиеся в ряд и напоминающие орду присевших на корточки монстров. На каждой медная табличка с цифрами. Синтия мне говорит, что это дата залива виски во флягу. Здесь очень хороший скотч восемнадцатилетней выдержки.
Я чихаю, потому что в этом подземелье стоит собачий холод, быстро вытаскиваю мой платок, чтобы исправить беду, но в спешке роняю его. Нагнувшись за платком, я замечаю, что на утоптанной земле есть нечто необычное: несколько крохотных пурпурных пятнышек.
Если бы мы были на винном заводе, я не обратил бы на это внимания, но виски, насколько мне известно, никогда не было карминного цвета. Пятнышки имеют форму звезд. Это кровь, братцы. Может, рабочий поранился? И все-таки это меня удивляет.
Экскурсия скоро заканчивается, и я наконец остаюсь наедине с Синтией. На ней сиреневый туалет, подчеркивающий золото волос, а духи пахнут так пряно, как лето на Кипре. Дорогая парфюмерия.
– Кстати, – спрашиваю я, – вы что-нибудь знаете о напавшем на вас?
– Ничего. Тетя Дафна не захотела, чтобы я заявила в полицию. Здесь все жутко беспокоятся за свою репутацию и считают, что в полицейском расследовании всегда есть нечто унизительное, даже если тебе в нем досталась роль жертвы.
И все.
Она предлагает мне выпить чаю.
Я не говорю ей, что горячую воду предпочитаю заливать в ванну, а не в свой желудок, и иду пить цейлонский чай с пирожными, пахнущими цветами. Странное получается расследование, друзья. Вы же знаете, Сан-Антонио любит активные действия, а все эти шарканья ножкой, поцелуи ручки, оттопыривание мизинца, когда пьешь чай, не по мне. Я уже начинаю проклинать свой порыв, в котором подсказал Старику начать это расследование.
– Вы выглядите задумчивым, – шепчет Синтия, беря меня за руку. И добавляет: – Как ваше имя?
– Антуан. Но вы можете звать меня Энтони, я владею и английским.
Мы приятно проводим время до того момента, когда на обратной дороге в Стингинес встречаем сэра Конси за рулем «спренетта».
Заметив его, Синтия тормозит. Мы здороваемся с таким видом, будто едим слишком горячую картошку, и милейший Конси предлагает мне пересесть в его машину, чтобы, как он говорит, лучше оценить ее достоинства.
Поскольку отказаться трудно, я соглашаюсь.
Едва я захлопнул дверцу, как этот малый, принимающий себя за чемпиона мира по автогонкам, пулей срывается с места. Я отлетаю к спинке сиденья, тогда как мой желудок остается в подвешенном состоянии сантиметрах в сорока от меня.
У Сан-Антонио стальные нервы; убежден, в этом никто не сомневается, потому что скептику я бы дал попробовать томатный сок из его расквашенного носа. Вместо того чтобы икать от страха, я достаю пилочку для ногтей и начинаю ею работать, как будто сижу в киношке во время перерыва между сериями, а не в машине, несущейся со скоростью примерно сто восемьдесят девять километров в час.
Эта демонстрация силы духа немного успокаивает месье Придурка, и он сбавляет скорость. Не надо изучать его линии руки, чтобы понять, что с ним. Ревность. Самая противная категория. Не выношу типов, сомневающихся в своих бабах. Как будто можно найти верную жену!
Верными бывают только фригидные женщины, а как всем известно, лучше совместно пользоваться обогревателем, чем иметь эксклюзивное право на айсберг.
Сэр Конси дохнет от ревности. Он сразу просек, что его невеста увлеклась мною, и не может с этим примириться. Поэтому, как и все ревнивцы, он желает со мной объясниться.
– Зачем вы приехали в Стингинес? – вдруг спрашивает он меня после долгого молчания.
– Мне кажется, я уже это говорил, – небрежно отвечаю я. – Я пишу книгу о...
– Не думаю.
Я дергаюсь.
– Правда?
– Предпочитаю вам сразу сказать, что ваш рассказ о нападении на Синтию меня не убедил. Если сюжеты ваших романов так же плохи, как эта история, то вы явно писатель не первого порядка.
Я дергаюсь снова. Я человек не злой, но с радостью отдал бы половину ваших доходов, чтобы объясниться с этим малым на кулаках.
– В общем, – спрашиваю я, сдержавшись, – вы ставите под сомнение слова вашей невесты?
– Я ставлю под сомнение подлинность бандита. Плохой сценарий.
Я хлопаю его по плечу,
– Сэр Конси, – говорю, – вы отдаете себе отчет в том, что смертельно оскорбили меня?
Здорово я завернул, а? Вы, должно быть, решили, что перепутали жанр и читаете роман «плаща и шпаги». Более элегантно не изъяснялись и при дворе Франсуа Первого.
– Может быть, – соглашается унылый сэр Конси, сжав челюсти.
– В таком случае я прошу вас принести мне извинения, – завожусь я.
Я больше не могу сдерживаться.
– Это вряд ли произойдет, – усмехается молодой наглец.