– Вы ничего не замечаете, Казимир? – спрашивай) я знаменитого полицейского Лазурного берега.
– Замечаю, – отвечает он. – В некоторых местах цемент отличается от остального.
Он со вздохом берет мотыгу и помогает мне рыть. Через пять минут мы снимаем пиджаки, через десять закатываем рукава, через пятнадцать начинаем плевать на ладони, а через двадцать снимаем цементную корку толщиной сантиметров в тридцать. Расширить дыру уже проще. Этот слой цемента клали люди, имевшие весьма слабые представления о строительном деле. Слишком много песка. Когда бьешь по цементу, он крошится или отлетает кусками. Мы снимаем больше квадратного метра. С нас льет пот, будто мы только что из сауны.
– Отличное средство для пищеварения! – брюзжит Фернейбранка.
Мы откладываем лом и мотыгу и беремся за лопаты. Мои руки горят, но меня воодушевляет непонятная сила. Я рою изо всех сил и устанавливаю рекорд для Лазурного берега, где лопаты служат рабочим главным образом как подпорки.
Полчаса усилий. Фернейбранка не выдерживает.
– Ой, мамочка! – стонет он, садясь на ящик. – Вы меня совсем выжали, коллега. Я впервые рою землю не в саду, а в погребе. Я ничего не отвечаю, потому что достиг цели. Эта цель – скрюченный скелет, на котором еще сохранились куски тряпок, которые были платьем.
– Взгляните-ка, Казимир...
Он подходит, наклоняется и присвистывает.
– Это вы и рассчитывали найти?
– Пока не начал копать, нет. Меня привело сюда шестое чувство, оно мне подсказывало что-то в этом духе.
– Вы догадываетесь, кто это может быть?
– Ну...
Я указываю на Казимира и, наклонившись к скелету, объявляю:
– Позвольте вам представить комиссара Казимира Фернейбранка, миссис Мак-Геррел.
Глава 15
Доктор Гратфиг – крайне занятой человек, специалист по ревматизму. Это высокий тощий брюнет, веселый, как цветная фотография живодерни, носит очки в черной черепаховой оправе и имеет озабоченный вид, обычно свидетельствующий или о неприятностях в семейной жизни, или о больной печени.
На нашу просьбу прийти он откликается без восторга. Осмотрев скелет, кивает:
– Я совершенно уверен, что это моя бывшая пациентка. Я прекрасно знаю деформацию ее нижних конечностей, равно как и искривление позвоночника. Я видел достаточно много ее рентгеновских снимков, чтобы быть абсолютно уверенным. Некоторые из них хранятся у меня до сих пор.
Фернейбранка отпускает шутку:
– Если бы вы проявили немного терпения, доктор, то вам не пришлось бы делать эти снимки снаружи. Вот он, ее скелет, снимай не хочу.
Это ни у кого не вызывает улыбки, особенно у врача.
Мы выходим на свежий воздух, и я прошу доктора зайти с нами в соседнее бистро, чтобы поговорить в более подходящем месте, чем этот погреб-кладбище. Он заставляет себя упрашивать, но в конце концов соглашается.
Сидя перед большим стаканом минералки, он отвечает на наши вопросы.
– Вы практически единственный человек в Ницце, хорошо знавший Дафну Мак-Геррел, доктор. Что за человек она была?
– Она много страдала. Ее характер был таким же искривленным, как и ее ноги! Кроме того, будучи шотландкой, она являлась самой прижимистой из всех моих пациенток. Выплачивала мой гонорар с шестимесячным опозданием и с вечным брюзжанием, но при этом требовала к себе особого внимания. Представляете себе этот тип людей?
– Представляю. А ее племянница? Док снимает очки и протирает их крохотным кусочком замши.
– Очаровательная девушка, которой досталась роль несчастной сиротки. Мадам Мак-Геррел относилась к ней скорее как к прислуге, а не как к родственнице.
– Расскажите мне о ней.
Мое сердце сильно бьется. Из нас троих я, несомненно, могу рассказать о Синтии больше всего.
– Она была доброй, милой, послушной... кроме разве что в конце. Мне показалось, в ее поведении появилось бунтарство. Видно, рабство у тетки стало для нее совершенно невыносимым. Однажды она меня попросила (тайком, разумеется) прописать старухе снотворное, потому что та не давала ей покоя даже по ночам.
– Вы это сделали?
– Да, и с тем большей охотой, что больная действительно нуждалась в нем. Она страшно страдала от ревматических болей...
– Синтия ни с кем не общалась?
– Насколько мне известно, нет. Я никогда не видел в их доме никого постороннего.
– Может быть, вы встречали Синтию с кем-нибудь в другом месте?
– Нет,
Он вдруг замолкает, и я понимаю, что у него мелькнула какаято мысль.
– Вы о чем-то вспомнили, доктор? – любезно настаиваю я.
– Действительно.
– Я вас слушаю.
– Дело в том...
– Речь идет об очень важном деле. Совершено уже два убийства, и ваш долг рассказать мне все...
– Ну что ж, представьте себе, что однажды вечером, скорее даже ночью, когда мы с женой возвращались от друзей из Каина, я заметил девушку на улице.
– Сколько могло быть времени?
– Часа два ночи.
– Где она была?
– Она выходила в обществе мужчины из ночного бара «Золотая дудка», довольно сомнительной репутации.