– О, Синтия, сердце мое, я вас повсюду искал.
Просюсюкав это, он ждет, пока нас представят друг другу. По его взгляду я чувствую: он догадался, что мы разговаривали не о биржевом курсе.
– Сэр Филип Конси, мой жених, – объявляет Синтия. – Месье СанАнтонио, великий французский писатель.
Короткое и сухое рукопожатие.
Антипатия возникает спонтанно, как и симпатия. Мне с первой же секунды хочется его раздеть, связать, окунуть в бочку с медом, а потом сунуть в муравейник. Со своей стороны сэр Конси хотел бы увидеть меня сидящим на проводе под высоким напряжением.
Снаружи дребезжит тоненький колокольчик.
– За стол! – приглашает Синтия.
Думаю, даже самые тупые из вас догадаются, что я в жизни уже несколько раз ужинал, но мне редко доводилось принимать пищу в таких условиях. Ужин проходит в столовой более просторной, чем конференц-зал дворца Мютюалите, в обществе старухи в кресле на колесиках и сэра Конси, с веселой, как операция на селезенке, физиономией. Кроме жениха Синтии, за столом присутствует директор завода Мак-Орниш.
Мак-Орниш кругленький малый, красный, как собрание кардиналов, с приличным брюшком. У него маленькие пухлые руки, блестящие губы, флюоресцирующий нос, светлые волосы, редкие и больные, разложенные по черепу, усеянному темными пятнами, обвислые щеки, глаза запятыми, глубокая, как ров Венсеннского замка, ямка на подбородке и голос маленького мальчика с увеличенными гландами.
Он много говорит, в то время как остальные едят молча. Его любимая тема – погода: какой она была сегодня, какой будет завтра. Подданные ее величества чемпионы по разговорам о погоде. Может, потому, что их остров часто окутан туманами? Или потому, что они нация мореплавателей? Или из-за того, что в Соединенном Королевстве жутко скучно? Но, как бы то ни было, в Великобритании столетиями, если не тысячелетиями, говорят о погоде.
Это продолжается в течение всего ужина. Затем мы переходим в гостиную, Я прошу разрешения везти каталку тети Дафны, и она оказывает мне эту честь. Кажется, это даже глубоко тронуло ее. К счастью, у меня есть права на вождение тяжелых грузовиков. КлЕвый кортеж, ребята. За мной следует Синтия. За ней идет ее женишок, а замыкает процессию Мак-Орниш, катящийся, как бочонок.
Сигары, виски... Для знаменитого Сан-А настал момент применить секретный прием. Это расследование не похоже на остальные. Оно напоминает партию в шахматы. Здесь нельзя лезть напролом. Чтобы достичь цели, надо продвигаться осторожно, тщательно взвешивать каждый жест, хорошенько обдумывать каждое слово и действовать только наверняка.
Провозглашая тост за хозяев, я повторяю, что рад оказаться в их обществе. Я уверяю, что, как только вернусь во Францию, сразу пришлю им ящик «Дом Периньона», чтобы отблагодарить за их незабываемый прием. Это прекрасное вступление.
Я провожу параллель между шампанским и виски, которое безмерно прославляю, а в заключение произношу очень недурную фразу:
– Для нас, французов, виски – это как бы готовая сущность. Признаюсь, мне было бы обидно покинуть Шотландию, не посетив завод, на котором его производят.
– Наш не очень велик, – спешит ответить мамаша Дафна, – но, если вам так интересно, Мак-Орниш с удовольствием покажет его вам, не так ли, мой милый?
Толстяк в восторге. Он настаивает, чтобы мы немедленно договорились о встрече, и обещает, что Синтия проводит меня завтра днем в Майбексайд-Ишикен для экскурсии. Неплохо, а?
Глава 7
Поздно вечером, за рулем моего катафалк, я подвожу итог прошедшего дня, а заодно, поскольку я не лентяй, резюмирую ситуацию.
Пока что все идет отлично. Я проник в замок и подружился с подозреваемыми, за исключением сэра Конси, которому я нравлюсь, как желудочные колики. Меня беспокоят две вещи: во-первых, подозреваемые вовсе не выглядят подозрительными. Эта старая беспомощная леди, ее очаровательная племянница, их жизнерадостный директор кажутся такими же чистыми, как воздух на вершине Монблана. Другая беспокоящая меня вещь – тот незначительный интерес, который вызвало нападение его величества Берю Первого, короля кретинов. Когда человек в маске прокалывает колеса вашей тачки и угрожает вам револьвером, это должно потрясти и вас, и ваше окружение, так?
Мак-Геррелы встретили инцидент с более чем британской флегматичностью. Они даже не позвонили шерифу. Автомеханику они тоже не стали звонить, а за столом разговаривали о прошлогоднем дожде и противном облачке, замутившем горизонт около четырнадцати часов восемнадцати минут. Странновато, не правда ли?
А прекрасная, нежная Синтия? Зачем такой красавице выходить за макаку вроде Конси? Из-за денег? Возможно. Других объяснений я не нахожу.
Я приезжаю в гостиницу и поднимаюсь в комнату Берю, но там никого нет. Зато в моей меня ждет Кэтти, одетая с ног до головы в костюм Евы, который ей совершенно впору. У моей служаночки это стало доброй традицией.
– Вы не видели моего приятеля? – спрашиваю я, быстро чмокнув ее.
Она смеется, берет меня за руку, подводит к двери и слегка ее приоткрывает. Приложив палец к губам, она делает мне знак прислушаться. Этажом выше идет большая коррида. Кэтти мне объясняет, что папаша Мак-Хантин уехал по делам, а мой славный коллега, воспользовавшись отсутствием хозяина, навестил его супругу.
Мне кажется, что если Мак-Хантин управится с делами раньше, чем предполагал, и вернется сейчас домой, то начнется большой шухер. Но дела идут своим чередом, и через десять минут я вижу Берюрье. Толстяк фиолетовый, как баклажан, его глаза налиты кровью, волосы прилипли ко лбу, брюхо еще трясется.
– Ну как гладильная доска, Толстяк? – спрашиваю я.
– Ты ни черта не понимаешь, – отвечает он. – Знойная женщина. Не знаю, чего она бормотала на английском, но явно не закон о времени продажи спиртного. Никогда не видел такую бабу! Электрическая, честное слово!
Он что-то держит в руке. Это «что-то» – бутылка виски.
– Смотри, чего она мне подарила, – торжествует Берю. – Первый класс. Для шотландки неплохо, а? Надо это обмыть, Сан-А. Знаешь, это местечко мне нравится. Мне здесь везет и в рыбалке, и в любви.
Мы идем в его комнату, после того как я отпустил Кэтти под надуманным предлогом.
– Как все прошло с блондинкой из замка? – спрашивает меня первый донжуан французской полиции.
– Лучше быть не может. Я получил приглашение посетить завод, где производят скотч.
– Ну и что с того? Ты что, думаешь, они объяснят, как подмешивают дурь в свой лимонад?
– Нет, но это мне позволит ознакомиться с местом. А зная место, я смогу вернуться туда ночью, понимаешь, горе психиатров?
– Понимаю. Малышка не очень возникала насчет нападения? Думаю, я сыграл сцену хорошо, а?
– Прекрасно. Нет, она не возмущалась, и ее тетушка тоже. Между нами говоря, меня это немного смущает.
Толстяк, наливавший ниагарскую порцию виски в свой стакан для зубов, который теперь будет служить ему для другого, отставляет бутылку.
– Видел, чего она сделала с моими клыками?
Он сует руку в карман и вытаскивает горсть зубов.
– Моя челюсть разлетелась на куски. Предупреждаю, изготовление новой придется финансировать руководству, потому что я был при исполнении.
Он говорит так, будто его рот забит горячим пюре. В челюсти еще осталось несколько зубов, главным образом коренных.
– У меня никогда еще не было такой челюсти, – вздыхает он. – Я мог ею грызть даже камни.