Неаполитанский король — натура в высшей степени непоседливая; в детстве эта черта проявлялась в нем особенно сильно: ему нужны были непрерывные развлечения, и воспитатель придумывал для него все новые удовольствия и в то же время старался избавить ребенка от присущей его характеру излишней ласковости и доброты. Сан Никандро знал, что самой любимой забавой принца Астурийского, ныне короля Испании, было сдирать кожу с живых кроликов; он и своего воспитанника приучил к этому; иногда мальчик подстерегал несчастных животных в конце узкого прохода, куда их загоняли, и, вооружившись палкой, которая была ему по силам, убивал их, заливаясь беззаботным детским смехом. Для разнообразия он также ловил кроликов, собак или кошек и развлекался тем, что приказывал подбрасывать их до тех пор, пока они не подыхали; наконец, ради большего удовольствия, он пожелал видеть, как подбрасывают людей, и воспитатель счел это вполне разумным; тут игрушкой для коронованного дитяти стали служить крестьяне, солдаты, мастеровые и даже придворные. Однако по распоряжению Карла III этой благородной забаве был положен конец: малолетнему королю было позволено подбрасывать только животных, притом исключая собак (их король Испании взял под свое католическое и монаршее покровительство).
Вот как воспитывался Фердинанд IV, кого даже не научили читать и писать и для кого первой наставницей стала его молодая жена».
НЕАПОЛИТАНСКИЙ КОРОЛЬ — ОХОТНИК
«Плодом подобного воспитания должно было явиться чудовище, нечто вроде Калигулы. Неаполитанцы этого и ждали, но природная доброта юного монарха взяла верх над столь порочным воспитанием: из него получился бы превосходный правитель, если бы ему удалось преодолеть увлечение охотой и рыбной ловлей, отнимавшими у него много времени, которое он мог бы с пользой посвятить государственным делам. Но, боясь потерять утро, благоприятное для его любимых удовольствий, он стал пренебрегать даже самыми важными обязанностями, а королева и министры ловко пользовались его слабостью.
В январе 1788 года Фердинанд созвал во дворце Казерта Государственный совет; на нем присутствовали королева, министр Актон, Караччоло и еще несколько человек. Разбирался весьма важный вопрос. Во время обсуждения кто-то постучался в дверь; все были удивлены и не могли себе представить, кто же осмелился нарушить ход заседания. Но король бросился к двери, отворил ее и вышел; вскоре он возвратился, весь сияя от радости, и попросил поскорее закончить заседание, потому что его ждет другое, более важное дело. Заседание прервали, и Фердинанд удалился к себе: он хотел лечь спать пораньше, чтобы на следующий день встать до зари.
Охота и была для него тем делом, с которым ничто не могло сравниться по важности; стук в дверь во время заседания Государственного совета был не что иное, как условный сигнал, о каком сговорились король и его доезжачий: выполняя приказ государя, тот явился доложить, что на рассвете в лесу была замечена стая кабанов, собиравшихся в этом месте каждое утро. Ясно, что надо было прервать заседание Совета, чтобы пораньше лечь спать и быть в состоянии застать кабанов врасплох. Если б они скрылись — что сталось бы со славою Фердинанда?
В другой раз в том же зале и при тех же обстоятельствах послышался троекратный свист: это опять-таки был условленный между Фердинандом и его доезжачим сигнал; но шутка эта не пришлась по вкусу королеве и другим участникам совещания, она позабавила одного лишь короля: он быстро отворил окно и выслушал доезжачего, который доложил ему о появлении дичи и добавил при этом, что если его величеству угодно хорошо пострелять, то нельзя терять ни минуты.