А Леа все забудет, пусть не сразу, когда-нибудь. Завтра утром очнется в том же самом дне, где и сегодня, беды пройдут стороной: отец и мать не попадут в больницу, племянница не напорется на острый выступ железного листа, виллу отменять не придется. Вот только Кевин… Но Кевин уже не его забота — их личное дело.
Санара зашагал в противоположную сторону. Не смотрел на молодую девчонку, бредущую к перекрестку, подобно немощной старухе, уже решил, что, возвратив ее в собственный день рождения, обезболит чувства Леа по максимуму. Ее родственники ничего не запомнят, только она, но страдать почти не будет — тот редкий случай, когда его умение обернется не проклятьем, а подарком.
Аид резко развернулся на месте тогда, когда в предчувствии беды кольнуло вдруг сердце. За мгновение до этого услышал резкий визг тормозов, после увидел, как отлетело от бампера машины отброшенное инерцией худенькое женское тело — Леа, не посмотрев на светофор, ступила на дорогу на красный.
(SVRCINA — Burning Heart)
К перекрестку он бежал, всем своим существом изрыгая внутренний протест — так не должно было случиться, не по плану! Он не приказывал этому быть! Хлопали дверцы остановившихся с Леа рядом машины, выходили люди — женщины всхлипывали, прижимали пальцы ко рту.
У Санары вхолостую щелкал ментальный затвор — заклятье Моста Времени (черт бы подрал, второй раз за жизнь!) не срабатывало. Что-то мешало, он не понимал, что именно: заворачивал временную спираль, щедро приправлял ее силой, задавал дату (утро,… обед этого дня,… хотя бы пять минут назад,… да хоть минуту!) и ничего. Горстка пепла, а не формула! Ссыпалась вниз символами, не желающими даже светиться, не говоря уже о «гореть».
Черт!
Он злился. Сумел лишь одно: переместить их туда, где на перекрестке безлюдно, и уже через полминуты подъехала скорая.
— Отойдите, отойдите!
Взрезал сумрак вращающийся на крыше маяк; дождь смывал с лежащей на асфальте Леа кровь. Опустились на корточки агрессивные, готовые действовать доктора.
— Пульс слабый, зрачки не реагируют…
Аид, чувствую себя неумелым и бесполезным, смотрел, как «пострадавщую» готовят к транспортировке — укладывают на носилки, приспосабливают кислородный аппарат.
Еще немного, и фатальный исход необратим, он знал это. Время стекало в невидимую воронку, как вода на дне ванной.
Когда носилки втолкнули в карету, он кинулся к машине.
— Куда?! С ней нельзя…
— Мне можно!
— Кто такой?
Санара рыкнул первое, что было способно пресечь вопросы:
— Муж!
Медбрат нехотя подвинулся. Лязгнули двери, одновременно с этим взвыла сирена — скорая, заложив вираж, вывернула с перекрестка.
Второй час длилась операция. Нет, он не мерил шагами коридор, по мнению посторонних даже не нервничал, просто стоял у стены замершей статуей. Раз за разом мастерил Мост, понимал, что отклика нет, и каждый раз с этим пониманием наваливалось что-то тяжелое.
Леа станет для него второй Микой, той, которая не проклинала.
Больше, чем ожидание, Аид ненавидел собственное бессилие — оно душило его, и он боролся, не желая мириться. Вливал тонны энергии в то, что мертво молчало; между ним и Мостом будто чужая стена, будто проснулась и вмешалась некая третья сила… Откуда бы ей, дери его за ногу, взяться? Все должно было пройти тихо и мягко, без критических последствий, но горел алым светом у двери операционного блока знак «Не входить!»
Доктор вышел усталый, без света в глазах.
— Сделали, что смогли. Но… ваша жена… Повреждения практически несовместимые с жизнью. Она в коме, но… сколько это продлится.
— Точнее! — приказал Санара жестко; седой хирург вздрогнул.
— Какие могут быть прогнозы? Она может прожить всего пять минут или час.
— Надежда на выход?
Та самая тишина, которая добила бы родственников, призывая обдумывать дизайн надгробного камня.
— Если только чудо. Но в ее случае… не верю, извините.
Заведующий отделением — погасший и утомленный, — зашагал прочь, оставив странного гостя, поверх штатной одежды которого уже отчетливо просматривалась черная хламида, стоять перед дверьми операционной в одиночестве.
(Aviators — Song of the Abyss)
«Туда нельзя!» — крикнули бы ему, если бы видели, как он быстрым шагом прошагал в реанимационную палату.
У нее может быть всего пять минут. Значит, и у него. Не попытается ее спасти — не простит себе.