— Ну, могло.
— Скорее всего именно так и случилось. Пришлось снижаться, надеясь, что «фокке-вульфов» поблизости не окажется.
— Но они были, — сказал Олег.
— Были. И согласись, что летающий фотоаппарат против истребителя бессилен.
— Таран! — твердо сказал Олег.
С сожалением поглядев ему в глаза, отец произнес:
— Не знаю... и никто этого не знает. Взяв альбом, Олег заверил:
— Узнают. Я еще докажу всем! Мне надо только... я напишу во Францию?
— Не торопись. Если бы ты узнал что-то новое, а так... Ты же знаешь только то, что написано в книгах.
— О таране нигде не написано, — не сдавался Олег. — Вот в Смоленске мне все говорили: нет окопа, нет окопа. А я нашел!
— Да нет, ищи. Ищи. Это прекрасно. Никто тебя не отговаривает. — Отец улыбнулся и неожиданно попросил: — Дай мне альбом.
— Он тебе нужен?
— Я люблю Экзюпери.
— Все равно я все на память знаю. Бери.
И У меня ведь погиб друг. В блокаду. При неизвестных обстоятельствах.
— Кто это? Тот самый, что врачом был?
— Да. Я тебе рассказывал о нем. После войны я пытался навести справки о его гибели, но... В Ленинграде столько людей тогда искали своих близких. Ничего не удалось узнать.
Замолчав, отец подпер подбородок ладонью. Борода забавно завернулась набок. Не шла отцу борода. Столько интересного мог отец рассказать о себе. Ведь был на фронте с четырнадцати лет.
Дошел от Ленинграда до Восточной Пруссии. Кем он только не был! И разведчиком, и снайпером, и командиром взвода... Но нет — про Голодную степь целый час рассказывал, только слушай. А спроси про войну, пожмет плечами, и все.
— М-да-а, — отец словно очнулся. — Знаешь, как верблюд кактус ест?
— Папа!
— Лижет, как клубничное мороженое.
— У тебя погиб друг. При чем тут кактус?
— Ладно, Олег.
— Надо было лучше искать тогда!
— Я ж не в школе учился, как ты, — словно бы оправдываясь, сказал отец, — мы Ижорский завод восстанавливали. День и ночь.
— Знаю. Но все равно.
— Я и не думал бросать поиски. Этой весной наконец-то удалось найти дневник.
— Дневник? Где же он?
— У меня, у меня. Приеду в отпуск, попытаюсь кое-что выяснить.
— Ну... когда ты еще в отпуск приедешь... — вздохнул Олег. — Неужели ты нашел дневник доктора Зайцева?
— Не Зайцева, а Волкова. — Отец как-то странно посмотрел на Олега. — Ну и разведка! А что ты еще знаешь? Ну!
— Что знаю? По одним сведениям он, кажется, что-то совершил... героическое.
— Так. Продолжай, продолжай. А по другим сведениям?
— По другим... ничего он не мог совершить. Ну... смелого.
— Что-о? ! Трус, выходит, был? — Отец встал, шагнул к окну и широко распахнул створки, словно ему не хватало воздуха. — Это был чистейший человек. Тебе это ясно?
— Мне ясно. Но...
— Я уверен, что он погиб, как герой. Я докажу!
— Когда же? — тихо спросил Олег. — Сам сказал: столько лет прошло!
— Неважно, — заявил отец — Бери-ка своего сиамского Гешку — и айда на улицу.
Он был очень взволнован ставать.
Олег это видел. Нечего к нему сейчас приставать.
— Гешка, — позвал кота Олег. — Гулять!
Уже закрывая дверь, Олег услышал, как отец крикнул матери:
— Дай мне эту папку! Дневник доктора Волкова!
Кот Гешка очень любил ездить в лифте и гулять, сидя на плече Олега, мурлыкал и легонько покалывал когтями плечо хозяина.
— Хватит мурлыкать! Лучше скажи, где это они прячут дневник доктора Волкова?
Глава III
ДОКТОРА БЫЛИ РАЗНЫЕ
Олег вошел в кабину лифта и хотел уже нажать на кнопку, как появился на площадке Андрей Горикин со своим Мезоном. Огромный рыжий боксер Мезон был упрямейшим псом и не слушал хозяев.
— Погоди, Олег!
— Я с Гешкой.
— Ничего-о, не тронет, — заверил Андрей, открывая дверь лифта. — Куда, Мезон! Смирно! Кому говорю! — Но, не обращая внимания на приказ, боксер рывком влетел в кабину и, подняв страшную слюнявую морду, зарычал на кота.
— Гешка, сиди!
— Назад, Мезон!
Задрав лапы на стенку кабины, Мезон сунулся к коту и тут же взвыл от боли. Это Гешка, взмахнув лапой, поймал его когтем за губу.
— Что вы делаете с собакой! — завопил Андрей.
— А пусть не лезет!
— Это безобразие, отпустите!
— Ну и Гешка! Молодец!
— Останови лифт. Караул!..
— Потерпите!
— Немедленно отпустите!