День начинался радостным: с близкого берега нёсся курортный воздух, целебный парк ранним солнцем горел, дружный трепет бесчисленной новой листвы гладил порхающее самочувствие. И само давление крови тоже ласкало отдохнувшие вены сердца, - из груди вылизала упругая жизнь.
Главврач санатория Шульга, со всем медицинским составом: провожали пожилую селянку закончившую курс после лечебного восстановления.
Строгая начальница обнимала уезжающую женщину, её всегда мрачное докторское лицо, вдруг размягчёно смотрело, остальная медицина тоже улыбались.
Главврач вспомнила как три недели назад, во время приёма, эта поступившая тогда больная, почему то помешала ей, сосредоточится на строгом выговоре, который она намеревалась вынести всему, улыбчиво прощающемуся с селянкой, персоналу.
Небывалый случай во дворе санатория: все работники собрались вокруг человеческой простоты, - они себя едиными чувствовали.
Сама крестьянка, которая залечивала в санатории уставшие годы, выражала скомканную неловкость от непривычной возни вокруг всегдашней своей обыкновенности, и того постоянного внимания которое заглядывало к ней. Собой она носила беспрерывную сельскую тяжесть минувших пятилеток, и нигде, никогда до сих пор не отдыхала. Почему то в отдыхе - обнаруживала организованную скуку своему состоянию. От беспрерывности долгого напряжённого труда когда-то гибкие связки устали, огрубела кожа. Каждый оборот солнца неуклонно заглушал удары громкого стука её сердца.
Расположением воззрения, она всегда приклонялась только урожаю земли, растущему под присмотром близкого солнца. Работая дояркой, вставала далеко до зимнего восхода, молодые ноги в резиновых сапогах ежедневно месили глину длинной дороги ведущей к работе за селом; шла вместе с напарницами судьбы, они не давали ей потерять направление ходьбы, когда досыпала секунды в движении.
Во время уделённого часа личному огороду, тянущемуся вдоль улицы, иные проходившие мимо неспешащие люди, надуманными разговорами отрывали её от вырывания сорняков, принуждали в ужатом времени, нелепицы выслушивать. Она тогда настоящим, - пребывала в зависимом самочувствии, вела разговор, и незаметно для себя мотыгой тоже водила.
Незначительные её пожелания, что вмещались в коллективном трудовом стеснении, не знали иного опыта предыдущих поколений. Потому она покорно давала благодарное преклонение своему времени жизни.
На упругой простоте её лица, в скрытых сухожилиях главврач санатория увидела: измученные полстолетия беспрерывного труда, и устоявшуюся пользу от воздержания пищевых норм во всех православных постах.
Утвердившийся сельский строй, в основном изматывал людей слишком совестливых, - с содержательной отдачей трудовой повинности, - принуждённых сдержанно воспринимать колеблющуюся действительность.
Грамотные люди - читали сказания всех газет, и выжидали иную систему налаженности; хитрецы и ленивые тоже не выносили текущие порядки, хотя были влюблены в подходящую формацию; выборочно предпочитали удобства текущего социализма, в котором разрешалось извлекать выгоду от социального безделья.
Надежда Мачева, с самого детства была приучена ценить в людях исключительное трудолюбие. В человеке, увлеченном полезной работой, каким был всякий ручной труд, находила приличия жизни.
- Да,- признавала она некоторые чертовские черты, дьявольского характера иного человека, - у каждого свои пороки сидят, а этот к тому же работный селянин, не ищет пустых минут, гляньте на его огород без сорняков и низко подрезанные деревья...
Хорошее - всегда то, что видно; плохое не обязательно слушать. Лучшее - это достойная жизнь, к которой ведёт природная склонность, она предел всякого достатка.
Её голос, глаза, морщины: выражали застенчивую искренность, глубину открытых чувств, которые растеряли люди, не находящие в совести - главный признак человечности.
Здоровалась она всегда, широкими словами искренней доброжелательности к человеку, с поклоном, на сердце руку клала, - а человек тот, немного отставший развитием по пути лет, с годами не приобрёл положенные мысли.
Идёт, остановившийся в селе, - откуда-то пришелец Пармак Калынов с женой, по ещё тёмному утру идут, здоровается он в близости с неким прохожим. Разминулись. Пармак принимается встречного поносить, - селям его, тот не принял...
- Почему не принял, ответил же тебе человек - говорит жена, - сказал: - Утро доброе...
- Какой принял? Ненавижу, когда невыразительно здороваются. Я хочу, чтобы он со мной высоко поздоровался, с восторгом ответил, как тётя Надя Мачева: - Открыто! Громко! С поклоном.
Спускаюсь вниз по улице, она прополку огорода делает, - здороваюсь! Иду обратно, забыл, - снова кричу здрастье. И она каждый раз с поклоном отвечает. Извини, говорю, второй раз селям даю.
- Два раза больное слово сказать - грех. А два раза поздороваться не грешно! - Ты поняла её слова?!