Он водрузил на спину Корня огромный тюк и слегка подтолкнул. Подошел Желудь.
- Эй, Желудь, чего с Карликом делать будем? Видишь, какой он расстроенный?
Желудь глубокомысленно посмотрел на свой палец с обгрызенным ногтем и выдал в пространство:
- Бедный не тот, кто мало получает, а тот, кто много тратит.
Хлыщ махнул рукой и положил на него тюк побольше. Послышалось монотонное зудение - приближался Серый.
- Таскаешь, таскаешь, а чего таскаешь, куда таскаешь? Зачем таскаешь? Для кого таскаешь? Почем таскаешь? Нудовитая река впадает в нудовитый океан, который вливается через нудовитый пролив в нудовитое море, из которого вытекает нудовитая река. Нудовитая река впадает... - Подойдя к Хлыщу, он спросил: - Почему мы всегда что-нибудь таскаем, туда-сюда, сюда-туда? Нет бы, построить что-нибудь, построить, а потом разрушить; или лес валить. Я люблю лес валить. Вжик-вжик, вжик-вжик, пилой как смычком, а сосна звенит, поет. Соната леса назывется. Давай пилить. Вжик, - я на себя потянул. А ты на себя. Ну давай, Хлыщ, я же не могу вперед пилу толкать.
- Ну, вжик, - нехотя сказал Хлыщ.
- О, хорошо пошла, - обрадовался Серый. - Вжик.
- Вжик, - потянул Серый и добавил: - ты тоже помогай. И не гни пилу, не гни, зараза.
- Вжик.
- Вжик.
- Вжик.
- Вжик.
- Вжик!
- Вжик!
- Па-а-а-берегись! - крикнул Хлыщ.
Они разбежались и попадали на тюки. Потом подняли головы, посмотрели друг на друга и захохотали. На шум прибежал Корень.
- Эй, вы чего?
Корень испуганный жутким весельем, бросился к Серому и принялся трясти того за плечи. Но тот не унимался. Нелепая сцена вдруг сама собой прекратилась. Дикари замолкли.
Они смотрели на Карлика безучастно стоявшего все время в углу. Первым прервал затянувшуюся паузу Серый:
- Этот Карлик хоть слово скажет или нет?
- Ты себя-то вспомни - как попал сюда, еще хуже был, - попытался сбить напряжение Корень.
- Не помню, давно это было, - возразил Серый и уже спокойнее добавил: - Может он и не подсадной.
- Да, на подсадного не похож, - подтвердил Хлыщ. - Эй, Карлик, хватит потолок подпирать, иди сюда.
Карлик наконец очнулся и подошел к дикарям.
- Ты кто, Карлик? - спросил Корень.
- Я не Карлик, я Фарбер.
- Фарбер - это хорошо. Ты как попал сюда, Карлик?
- У меня двойняшки, жена, ферма...
- Да ты не волнуйся, - поддержал Корень, - ты по-порядку рассказывай.
Карлик-Фарбер опять замолчал.
- Ты извини, что мы на ты, у нас тут по-простому. Тебя где взяли? спросил Корень.
- На вокзале... - глядя в пустоту, ответил Фарбер.
В сортировочную зашел санитар, толкая впереди себя Желудя. Тот споткнулся и глухо, мешком ухнул на пол.
- Ишь, гад, нашел место, где мочиться.
Дикари подбежали к Желудю и подняли ослабевшего товарища. Тот безумно вращал глазами, не понимая, за что его так. Он с тоской посмотрел на дикарей и спросил:
- Почему они нас не любят?
- Я вот те щас покажу - не любят. Пущай свиньи тебя любят, фрукт поросячий. - Санитар грубо выругался и вышел.
- Ну и гад, - Хлыщ помахал кулаком вослед санитару. - Так бы и дал промеж анализаторов. Слушай Карлик, ты кончай нам про ферму заливать, про ферму теперь забудь.
- Это точно, - подтвердил Серый, - теперь нам отсюда не выбраться. Приехали, станция конечная, просим освободить вагоны. Ты нам все расскажи, как было. За что теперь на казенные харчи сажают?
Фарбер прикрыл глаза и закачался.
- Это у него от голода, - со знанием дела пояснил Корень.
- Ты, Карлик брось голодовку, еще три дня не поешь, и в карцер отправят. Все уже пробовано - перепробовано. Ладно, посиди пока. - Он усадил Карлика в углу. - Мы сейчас быстро тюки разбросаем.
Дикари опять принялись за работу. Прошло еще несколько часов, прежде чем в сортировочной появился коридорный. Он приказал прекратить работу и отвел их в блок.
Когда принесли похлебку, Фарбер не отказался. Дикари переглянулись.
- Глянь, оживает, - сказал Хлыщ. - Ишь, как щи рубает, аж за ушами трещит.
Но отказ Фарбера от продолжения голодовки был скорее актом отчаяния. Он доел то, что Хлыщ называл щами, и сказал:
- Все возвращается на круги своя.
Хлыщ присвистнул, Корень и Серый многозначительно переглянулись, а Желудь оторвался от миски и ревниво помотрел на Фарбера. Долговязый поставил посуду на пол, лег на кушетку закинув ногу на ногу и изрек в потолок:
- Я тут уже был, - он помолчал еще немного и в гробовой тишине продолжил: - Длина коридора - два пи эр, где эр равно двумстам сорока метрам; электромагниты сняли, образовались ниши, в нишах устроили блоки. Ширина блока вдоль коридора - пять метров, следовательно, всего здесь не знаю как это сейчас называется - примерно шестьсот блоков. Если в каждом человек по пять, получаем три тысячи дикарей. - Теперь засмеялся он. - Три тысячи... Хе-хе... дикарей... Это многовато... Хе-хе на один синх... хе-хе... рофазотрон...
- Сегодня день юмора? Первое апреля? - завопил Хлыщ. - Каждый сходит с ума по своей надобности? Заткните ему глотку.
......-Подожди, - вступил Корень, подходя поближе к новичку. - Карлик, перестань шуметь, коридорный придет. Скажи толком, значит мы пять лет в ускорителе проторчали?
- Я тут диплом делал, - разъяснил Фарбер.
- Слава богу, физик, - вздохнул Серый. - А я уже начал думать, дело до фермеров дошло.
- Да фермер я, - возразил Фарбер, - а физику давно бросил.
- Опять ничего не понимаю, - заныл Серый.
- Замолчи ты, а то интерфейсы пообрываю, - буркнул Хлыщ.
Корень укоризненно посмотрел на скрипача и программиста. Внутри он ощутил давно забытый зуд, он почувствовал - сейчас должно случиться нечто очень важное, словно к нему пришла какая-то новая идея. Собственно, она еще не пришла, именно, она еще не пришла, а только-только постучалась. И если бы он был начинающим мальчишкой, он ее и не заметил бы. Какой-нибудь любитель на его месте, наверное очень сильно разволновался, стал бы столы накрывать, нарзаном угощать, анекдоты рассказывать и вообще всячески завлекать. Но Корень был профессионалом, правда, поневоле безработным. Он не стал суетиться, он знал, доподлино чувствовал, что идея эта никуда не денется - сама придет и развалится на диване, еще и приставать начнет, на коленки попросится. Корень вдруг понял - этот дылда фермер должен сыграть какую-то важную роль в его судьбе, в судьбе его друзей, а быть может, и не только их одних. Он спросил, переходя на вы: