Рот его был измазан кровью и ошмётками мяса, а в руках человек держал женскую руку. Оторванную женскую руку.
Мы уставились друг на друга, и в полутьме я слышала, как он не перестает работать челюстями, пережевывая человечину, глядя на еще один кусок мяса, стоящий перед ним. И только когда он, не отрывая от меня взгляда, медленно положил оторванную руку на пол, оцепенение уступило место инстинкту выживания.
Я рванула. Понеслась к двери, расталкивая в стороны коробки и картонные кучи, огибая металлические остовы стеллажей, отчетливо слыша вторую пару ног за своей спиной. Он гнался за мной. Меня преследовал каннибал!
Вылетев на улицу, я свернула направо, и понеслась по гравийной дорожке, углубляясь на территорию склада. За моей спиной быстрый топот ног ускорился, и к нему прибавилось хриплое, рваное дыхание. Я забежала на огромную территорию, размером примерно в сотню гектаров. Металлический забор, окружавший её, напоминал дырявое решето, а в некоторых местах зияли дыры, при взгляде на которые возникали ассоциации с машиной, таранившей его на полном ходу. Я летела, не разбирая дороги, покрывая пустое поле метр за метром. Никакого плана действий, в голове было пусто, а потому я просто молотила ногами по земле, ничего не чувствуя, не понимая, слыша только собственное сердце, бешено мечущееся по грудной клетке. Сзади послышался хриплый возглас, больше похожий на звериный вопль и прозвучал он слишком близко. Паника взорвалась во мне и понесла вперед с невероятной силой. Топот ног за моей спиной стал тише, и я услышала еще один крик существа бегущего за мной, уже громче и отчаянней. Оторвалась. И тут мое внимание приковала цепь грузовиков, стоящих на приколе вдоль задней, самой дальней линии забора, и я рванула туда. Зачем? На что я рассчитывала? На ни на что. Я просто увидела что-то большое и темное и рванула туда, понимая, что долго такой темп мне не выдержать. Именно так, как строго настрого запретил делать Максим. Но сейчас плевать мне на то, что сказал этот ублюдок. Я жить хочу.
Машины были разные, начиная от иностранных полуприцепов и заканчивая старыми добрыми «Газелями». Они и были ближе, а потому, как только я добралась до длинной шеренги автомобилей, подбежала к первой же «Газели». Холодными руками вцепилась в ручку двери и дернула. Раз. Еще раз. Дверь открылась. Я залетела внутрь и нажала кнопку блокировки двери. Замок сработал с громким щелчком. Я тут же метнулась к пассажирской двери и сделала то же самое. А в следующее мгновение огромное тело со всего размаху врезалось в водительскую дверь, сотрясая кабину, оглушая глухим грохотом, с каким сбивают человека. Я закричала, я завизжала, закрывая голову руками. Крик перерос в истеричный плач и меня затрясло. Каннибал колотил по двери и кричал «выходи», выплевывая это слово снова и снова. Его голос, хриплый, совершенно не похожий на человеческий, коверкал это слово, превращая его в месиво из едва различимых звуков, и от этого стало невыносимо страшно – это было похоже на фильмы о зомби. Это был уже не человек. Глухие, громкие удары сыпались без остановки, обрушиваясь на дверь, капот, стекло. Стекло. Стекло, Марина! Стекло с минуты на минуту треснет, и эта сволочь сожрет тебя с потрохами. Закрой рот и думай! Я перестала визжать, открыла глаза, но снова заорала и зажмурилась – в этот самый момент каннибал с разинутым ртом навалился на стекло, врезаясь окровавленной пастью, оставляя на стекле красные разводы, брызги крови и запотевшие от дыхания мутные круги. Господи, помоги же мне! Изуродованное безумием, лицо этого человека мгновенно отпечаталась в моей памяти, и теперь уже до конца жизни останется, какой бы долгой или короткой она ни была. Я снова рявкнула на себя и заставила закрыть рот, а открыв глаза, сразу же метнулась к рулю, щиткам приборов и ключу зажигания. Ничего из этого давным-давно не работало. Ключ был в замке. Я провернула его и, естественно, ничего не произошло. Сколько здесь стоят эти машины? Пять, десять, пятнадцать лет?
Еще один сильный удар в бок автомобиля поднял новую волну паники. И вдруг каннибал остановился и, сильно разевая пасть, словно что-то во рту мешало ему говорить, сказал, пристально глядя на меня сквозь грязное, залапанное стекло.