– П… п… – он мотнул головой и раскрыл пасть, как будто что-то застряло в горле. – Пош… пож… п-п-п… Пожалуйста? – это слово он вытащил из себя с явно вопросительной интонацией.
Я застыла.
– Пожалуйста? – повторил он вопросительно.
Я повернулась к нему. Мы уставились друг на друга через стекло, молча изучая друг друга. И тут он, жутко выгибая губы, и вытягивая вверх подбородок говорит:
– Я спр… спр…
А дальше все произошло так быстро, что ни он, ни я не успели среагировать.
Каннибала сбило с ног. Я взвизгнула и отшатнулась назад, переползая на пассажирское сиденье и тут по стеклу с пассажирской стороны долбануло. Я обернулась назад. Там был Херувимчик. Он улыбался самой ласковой из своих улыбочек. В руках у него был нож. Боковым зрением я увидела еще одну фигуру и посмотрела на лобовое – там стоял Максим. Взгляд его был напряженным и злым. Он сверлил меня глазами.
Конечно, такой переполох в полном молчании не мог укрыться от ушей дворняг, чьи инстинкты заточены слышать даже самые легкие шорохи. А мы с каннибалом тут шороху-то навели. Слева, где на каннибала что-то упало, завертелась нешуточная заварушка – псих быстро сбросил с себя низкорослого, который снес его на полном ходу, и теперь, забравшись на него сверху, молотил его здоровыми кулаками. Низкий съежился под огромным чудовищем и закрывая голову руками, заорал, что было мочи. Максим бросился к нему на выручку, но Еврейчик даже с места не сдвинулся. Он так и смотрела на меня, лаская меня хрустальными голубыми глазами.
И тут меня пронзило – гребаный псих сражается за свою жизнь так отчаянно, словно она еще чего-то стоит. Мужик, который ест людей, мать его, дерется изо всех сил! А меня дома ждет дочь.
Я открыла замок и толкнула дверь. Вылетев из машины, я немало удивила кудрявого сопляка, и он отреагировал лишь мгновение спустя. Мне этого было достаточно. Всем весом, что есть во мне, я толкнула его в грудь, и тот повалился на землю, выпуская из рук нож. Он просто не ожидал ничего подобного и вероятно поэтому, первые секунды лишь смотрел на меня огромными голубыми глазами, хлопая невероятно длинными ресницами. Я пнула нож, и тот залетел под днище соседней машины, пропадая где-то в темноте. А потом я от всей души прошлась кроссовкой по его печени. Херувимчик заорал, а потом его крик перешел в жалобный скулеж.
Максим оторвал голову от заварушки с Низкорослым и увидел, как я улепетываю за ближайшую машину, сверкая пятками.
– Стой, сука! – заорал он мне вслед, и повернулся, чтобы побежать за мной. Но тут ему прилетело справа.
Уже подбегая к дырке в заборе, я услышала его разъяренный рык, сквозь который он поливал Херувимчика матами за то, что тот был обдолбан «в дрова».
Так вот почему все произошло так просто – мальчик просто расслабился больше, чем позволяли обстоятельства.
Возня на стоянке дала то единственное, что было так необходимо мне сейчас – время. Сразу за оградой начиналась длинная, широкая дорога, по обе стороны которой стояли склады, размерами чуть меньше основного, но было их очень много – примерно по пятнадцать штук с каждой стороны, что образовывало длинную, широкую улицу, формируя кварталы, с, располагающимися строго друг напротив друга, зданиями. И когда я выбежала на эту широкую дорогу, я почувствовала себя маленькой спортивной машинкой – с нуля до ста за четыре секунды. И пока склады быстро проносились мимо меня, в голове гремела мысль – с ними не было собак. На стоянке были только люди, а значит, собаки в свободном плавании и могут быть где угодно. Но сейчас не в этом суть, а в том, что без псов взять мой след они не могут, а потому найти смогут, только если увидят.
Я резко свернула за очередной квартал, и тут сердце моё остановилось, ухнуло куда-то в желудок, но потом резко толкнуло меня в грудь, заходясь в бешенном ритме. В том, что я сделала дальше, я могу благодарить лишь адреналин, кипящий в моей крови – он до предела упрощал задачи, мгновенно позволял решить сложное уравнение на одних инстинктах, и одномоментно вывел решение на экран моего подсознания, незамедлительно приводя его в исполнение.
Она увидела меня первой, потому что была ко мне лицом. Её, полные ужаса, глаза, впились в меня. Она смотрела поверх его плеча, которое прижало её к стене одного из складов. Я, быстро оглядев землю вокруг себя, взяла первое, что попалось мне под руку из всей кучи мусора, что валялась под ногами – стеклянная бутылка, и медленно направилась к ним под его быстрое, торопливое дыхание и её всхлипы. Он так и не заметил меня, потому как был слишком занят тем, что стягивал с себя штаны. Я замахнулась и только когда бутылка, описывая дугу, стала опускаться вниз, рука моя дрогнула, побоявшись взять на себя грех – лишь благодаря этому я не прикончила парня. Бутылка с глухим звуком пришлась по затылку Молчуна. Тот замер, словно бы призадумался, осел, а затем свалился на землю, как куль дерьма, кем он, собственно, и был. Почему-то первой мыслью было разочарование – бутылка не разбилась эффектными брызгами осколков, как это показывают в фильмах. Она даже не треснула. Я аккуратно поставила её на пол, а потом подбежала к нему, присела на корточки, протянула руку и нащупала пульс на шее – сильный, ритмичный. Жить будет. Слава Богу. Мой взгляд скользнул на спущенные штаны, где под трусами готовый к использованию член уже начал терять форму, но все еще совершенно недвусмысленно говорил о его намерениях относительно девушки. Ну что ж, Максим, в отличие от тебя, твои прихвостни не брезгуют трахаться в грязных, вонючих подворотнях, как самые настоящие дворняги.