Когда лампочка погасла, из-за двери выскочила энергичная женщина и протянула руку. Мама быстро отдала ей бумажку, которую та бегло прочитала и пригласила нас пройти. Дед, как и прежде, остался в коридоре.
Мы вошли в темное помещение, во главе которого стоял большой железный аппарат, прикрученный к потолку. Под ним было что-то среднее между столом и кроватью, а рядом – железная лесенка с черной пластиной.
– Раздевайтесь?
Я стянул рубашку через голову и довольный своей сообразительностью стоял перед мамой, которая недовольно на меня взглянула, но сразу же отвлеклась на врача – та уже тянула меня к черной пластине.
– Встань сюда и подними руки. – Она опустила пластину так, чтобы ее край упирался мне в подбородок. – Вот так. – Она засунула еще одну пластину за ту, что была передо мной и принялась возиться со стальным монстром, который был подвешен к потолку.
Я услышал скрежет позади и замер, ожидая укола. Укол мне казался самым логичным продолжением процедуры. Захотелось расплакаться.
– Не двигайся.
Послышался хлопок железной двери и голос из динамика заговорил:
– Не дыши. – Я втянул побольше воздуха и застыл. Послышался гул. Всего секунду. – Дыши.
– Уже все?
– Все.
Дышать стало хорошо и свободно. Будто кто-то забрал весь балласт из моего тела.
Мама протянула мне рубашку – я надел ее так же, как и снял – и отправила в коридор. Увидев меня, дед отвлекся от газеты и спросил:
– Страшно было?
– Совсем нет.
Он угукнул и продолжил читать, а я принялся застегивать эти проклятые сандалики. Мать еще долго провела в кабинете за железной дверью, а поганый ремешок никак не хотел заскакивать в железную пряжку, то и дело, изгибаясь и отстраняясь. Совсем отчаявшись, я смял задники и важно зашагал по деревянному полу в эдаких импровизированных вьетнамках. Они звучно и забавно шлепали, когда я ускорялся, стараясь разбежаться, чтобы проскользить на них самой гладкой из досок под ногами. Дед долго терпел эти пляски, пока ему это окончательно не надоело. Он отложил газету и попросил меня сесть и спокойно подождать маму. Я не умел так долго ждать.
Когда мама вышла, я уже успел отпроситься у деда и прыжками спускался по лестнице. Она вышла за мной и попросила, чтобы я не уходил слишком далеко от машины. Так я понял, что мои процедуры на сегодня закончены и скоро мы поедем домой, ведь более оставаться в этом доме мне не хотелось.
Спустившись, я остановился и закашлялся. Так сильно, что из кабинета вышла врач, но я уже бежал к выходу, поэтому не слышал, что она мне сказала. Такая мелочь, как кашель не остановит детскую резвость и любопытство, идущее вразрез даже со здравым смыслом.
Я обежал машину. Как дед, я осмотрел ее колеса. Хотелось заглянуть под капот, но он был закрыт. Так бы я мог быть похожим на взрослого, копающегося в автомобиле. Такого измазанного маслом и соляркой механика. В комбинезоне. Веселого и странно пахнущего.
Что-то не сложилось быть похожим на взрослого. Да и взрослым быть тоже не очень-то получалось.
Мне нравилось играть с фонариком, подаренным на один из тех многочисленных детских праздников. Нравилось светить куда-нибудь и угадывать, достает ли луч света до объекта или же мне только кажется, что достает. Или же это только мое воображение. Мой фонарик не требовал батареек. Достаточно было покрутить ручку, чтобы заряд достиг небольшой лампочки и свет появился точно из ниоткуда. Корпус был синий из дешевого гладкого пластика, а линза исцарапана от многочисленных падений. Такой фонарик всегда пригодится. Я смотрел на него через стекло задней двери, но не мог добраться, ведь пришлось бы возвращаться наверх и просить деда открыть мне машину. Дед бы недовольно посмотрел, а я бы почувствовал себя виноватым за то, что опять отвлекаю его от газеты. Ключи он перестал мне давать после того случая, когда я играл с ними в лесу и где-то уронил. После нескольких часов поисков, деду пришлось ловить попутку и возвращаться домой за другим комплектом. Начался дождь и я, мама и бабушка прятались под деревом, надеясь не заболеть. Меня отругали. Сильно. Не жалея. Хотелось провалиться сквозь землю, лишь бы избавиться от этого мерзкого чувства, которое точно грязь налипает на твою одежду. Будто жвачка, застрявшая в протекторе ботинка. Презрение. Чувство с непомерными аппетитами.