— Тогда ты говорил, чтобы я никогда не возвращалась в город, — сказала она наконец. — Ты угрожал мне… И я все эти годы не решалась покинуть места своей ссылки, а сейчас приехала лишь для того, чтобы забрать Сандру. Ведь она здесь пропадет! Я предупреждала ее, отговаривала, но чем можно остановить горячую девчонку? Я ведь сама была такой… — Покачиваясь из стороны в сторону, грустно продолжала Августа. — Дочь не послушала меня — я не сержусь, только хочу забрать ее обратно… Мы ничего не сообщим твоей семье! Мы тихо уедем.
Она с опаской взглянула на него, и он стыдливо потупился. Как изменили годы эту женщину! От прежней гордой красавицы не осталось и следа, она полностью покорилась судьбе и теперь даже не пыталась чего-то требовать, как раньше. Герберт услышал ту заветную клятву молчания спустя почти два десятка лет, из уст совершенно другой женщины — постаревшей и поседевшей. Именно столько времени понадобилось, чтобы сломить ее мятежный дух.
— Что я могу для вас сделать? — спросил оробевший, дрожащий от волнения Герберт Лабаз. — Я могу поселить вас в каком-нибудь уютном местечке, вдали от суеты, могу обеспечить всем необходимым… — Он запнулся и в мыслях обругал сам себя. — В общем, я ничего не могу! Мне ведь сказали тогда, что ты умерла… да и ребенок тоже!
— Но ты даже не попытался это проверить, — возразила Августа без обиды и негодования. В ее голосе звучала одна усталость. — Не оправдывайся, Герберт, я не обвиняю тебя. Мы оба были молоды и неправы — чего теперь пенять! Мы оба не знали, на что идем… Я лишь хочу, чтобы моя дочь пришла в себя. Минул почти час, а она все не шелохнется! — обеспокоено воскликнула женщина, вглядываясь в лицо Сандры. — Что с ней случилось? Я как чувствовала, что быть беде… Джон рассказал мне про нее столько странного: какое-то замужество, богатый дом, куча денег, рваное платье… Я долго не решалась отправиться на поиски своей дочери, но материнский долг не позволил мне сидеть сложа руки. Собравшись с духом, я выпытала у Джона все подробности, а также адрес дома и попросила доставить на берег. Мне было страшно — я совсем отвыкла от городской жизни, но мысли о дочери гнали меня вперед, и я еле дождалась окончания сезона штормов.
Всю дорогу я дрожала — боялась, что что-нибудь мне помешает и я не найду Сандру — я ведь всегда была излишне строга к ней, за всю ее жизнь не сказала ей ласкового слова!.. Но все обошлось. Вместе с Джоном мы добрались до того особняка (он и вправду очень роскошный), где нас принял молодой человек… Он стал расспрашивать: кто я, откуда и прочее, но мне оставалось лишь молчать. С большим трудом выпытав у него новый адрес, по которому можно найти Сандру, я едва смогла отделаться от того юноши: он загородил мне дорогу и заявил, что не пропустит, пока я не скажу ему о себе (не понимаю, какое отношение он вообще имеет к моей девочке!). Благо, Джон его отвлек. И вот, я здесь, — закончила свой рассказ Августа. Ее лицо, казалось, не выражало никаких чувств.
— Ты пришла очень вовремя, — сказал Герберт, покраснев.
— Я вижу, ты не изменился, — заметила Августа. — Время лишь посеребрило твои волосы, а в остальном все осталось как есть…
Он тяжело вздохнул и задумчиво посмотрел на Сандру. Ее щеки, которые раньше были болезненно-серого цвета, теперь пылали лихорадочным багрянцем, а дыхание стало частым и поверхностным. Нахмурив брови, Лабаз приложил ладонь к ее лбу и крепко выругался.
— Что с ней? — воскликнула Августа, вскочив. — Ответь, что произошло?! Герберт, не молчи!
— Девчонка простудилась — вот что, — недовольно пробурчал Лабаз, даже в этом распознав свою вину, ведь из-за него Сандре пришлось ночевать на улице, потому что здесь, словно в западне, ее поджидал «добрый» покровитель.
— Собери ее вещи, — приказал он Августе, — я отвезу Александру в больницу.
— Нет! — со странной горячностью возразила перепуганная насмерть женщина.
— Почему? — только и оставалось спросить ему.
— Я не хочу, чтобы нас снова разлучили, не хочу снова потерять ее из виду! Пожалуйста, оставим ее здесь!..
Лабаз взмахнул в воздухе руками, будто пытаясь сокрушить какую-то невидимую стену.
— Ладно. Только если что-нибудь случится, уж в этом моей вины не будет! — выдохнул он. — Тогда принеси скорее теплой воды…
Но она будто не слышала его, а стояла, вытаращив глаза, и не двигалась с места. Неодобрительно пробурчав что-то себе под нос, Герберт решительно вышел, и Августа на миг вздрогнула — неужто он оставил их? Бросил, как и много лет назад? Однако через несколько минут дверь с шумом отлетела в сторону и на пороге возник Лабаз с лоханью в руках, полной источающей пар воды. С выражением железной непоколебимости он приблизился к больной и резко стянул с нее верхнюю одежду.
— Что ты делаешь?! — ахнула Августа.
— Пытаюсь хоть как-то помочь нашей дочери.
Герберт стал осторожно обтирать ее лицо, плечи, грудь, охлаждая пылающую кожу, при этом в нем ни на грамм не всколыхнулось прежнее похотливое чувство. Теперь он видел в Александре больного ребенка, нуждающегося в помощи, а не красивую женщину, вызывающую страсть.
51
Благодаря Сандре двое людей, до этого дня связанных лишь обидой и чувством вины, объединились. Они не думали о себе, погрузившись в заботу о взрослой дочери. Потеряв счет часам и минутам, они суетились вокруг нее, пытались хоть как-то облегчить начавшуюся лихорадку.
К вечеру родителей охватило отчаяние. Несмотря на все усилия, Сандра металась по постели, сбрасывая одеяло и прерывисто, часто дыша. То она кого-то отталкивала от себя, извиваясь, как выброшенная на берег рыба, то пыталась удержать, стискивая между худых пальцев простыню. Не было сомнений: у нее начался бред.
Герберт чувствовал себя последним негодяем — как он мог жить, не замечая, что творится вокруг?! Как мог допустить, чтобы эта светлая, добрая девушка теперь страдала?! Он страшился даже мельком подумать, что может потерять то, что обрел лишь сейчас. «Все будет хорошо. Я не позволю этому случиться!» — поклялся себе Лабаз и принялся с тем же упорством выхаживать больную дочь, с каким еще недавно пытался добиться ее как женщины. О, Герберту теперь казалось, что все это было когда-то очень давно, в прошлой жизни.
— Я пойду за доктором, — решительно сказал наконец мужчина. — Так мы не спасем ее.
Августа отчаянно замотала головой.
— Ты с ума сошла?! — разъярился Герберт. — Мы не поможем ей! Я пытался, но девушке все хуже. Что за глупое упрямство!
Одичавшая женщина снова мотнула головой и склонилась над дочерью; слезы крупными каплями катились по ее высохшим щекам.
Плюнув себе под ноги, Лабаз рванулся к дверям, как вдруг тихий, едва слышный голос прошелестел откуда-то снизу:
— Лаэрт… не уходи…
Герберт Лабаз круто развернулся на каблуках и внимательно посмотрел на девушку, в беспамятстве свесившую голову с подушки. Ее глаза были закрыты, губы — закушены, а все лицо принимало такое мученическое выражение, что у Лабаза сжалось сердце. «Бедное дитя! Даже в бреду зовет этого слабака!..»
— Лаэрт! — снова жалобно позвала девушка. Герберт погладил ее плечо с нежным, отеческим чувством. Всхлипнув, она испуганно отпрянула в сторону и свернулась в клубочек.
Новоявленный отец пришел в отчаяние: что ему еще сделать? Чем загладить свою вину? Он совсем не хотел ее пугать, но Сандра будто даже сквозь бред, паря между прошлым и настоящим, чувствовала присутствие человека, который хотел ее похотливо использовать.
— Кого она зовет? — недоумевая, спросила Августа.
— Своего мужа, — процедил Герберт сквозь зубы. — Мужа, который ее недостоин…
— Мужа?! — несчастная мать растерянно обвела глазами комнату. — Какого еще мужа? Моя дочь еще очень молода, она не могла выйти замуж! Прошло лишь полгода, как она…
— Не знаю, как это произошло, но факт остается фактом: Александра замужем за Лаэртом Мильгреем, — выпалил Лабаз, даже не пытаясь скрыть свое недовольство.
— Он плохой человек? — упавшим голосом пробормотала Августа.
— Плохой? Может быть. Не понимаю, зачем ему вообще понадобилось на ней жениться? Для того, чтобы потом среди ночи выгнать на улицу?.. Только Александра никогда не признается в этом. Она любит его, сильно любит.