Они оба сидели сейчас рядом, вытянув ноги к огню камина, и каждый думал о своем, вслушиваясь в потрескивание горящих поленьев. Раскаяние ли занимало их мысли или осознание свершившихся перемен — оба бывших соперника ясно понимали, что с этих пор все будет по-другому.
57
Прошла неделя, и те, кто объединился общей бедой и чувством долга, должны были разметаться по жизни, чтобы продолжить вращаться каждый в своей колее, делая вид, будто ничего не было. Но каждый знал, что эта встреча, эти дни мимолетного единства никогда не изгладятся из их памяти.
Сколько бы отчаянных попыток ни делал Герберт Лабаз, Августа оставалась непреклонна. Со смирением на лице она, едва оправившись от болезни, спешила скорее покинуть город, чтобы вернуться на остров — она настолько отвыкла от всего мирского, что хотела вновь скрыться в своей «берлоге». Конечно, Герберт настойчиво предлагал ей всяческие блага, но она только покачала головой, ответив: «Мне нужно вернуться к привычному образу жизни, к людям, которые стали мне близки». Лабаз отступился. Конечно, совесть еще больше вгрызлась в его сердце, но он уже ничего поделать не мог.
Другое дело — ее дочь. Сандра совсем поправилась, ее щеки порозовели, а глаза снова стали ясны, как прежде, только вот Герберт не решался остаться с ней наедине, не решался впервые заговорить с ней как с дочерью… Он появлялся в ее комнате лишь под утро — да и то только для того, чтобы поздороваться, спеша со смущенным видом, пятясь и спотыкаясь, выскочить вон. Девушка не остановила его.
Назревало расставание. Перед тем, как покинуть этот дом навсегда, Лаэрт вошел в тихую спальню, где находился смысл его дальнейшей жизни. Да-да, в этой худенькой, милой, дорогой ему девушке, скромно сидящей теперь на кровати, по которой только недавно металась в бреду, — казалось, билось его собственное сердце. Он до сих пор не мог забыть свое отчаяние, когда так боялся ее потерять. Но именно оно помогло ему открыть его чувство.
Преодолевая робость, Лаэрт подошел и сел рядом, взяв ее руки в свои. Совсем недавно в этой самой комнате она лежала беспомощная, в беспамятстве выкрикивая его имя. А теперь перед ним снова была любимая — уж в этом-то Лаэрт больше ни капли не сомневался! — его любимая Александра, живая и здоровая, и от этой мысли его душу охватил светлый, искренний восторг. Она любила его, в чем он тоже был вполне уверен.
— Как ты?..
— Хорошо, — ответила Сандра, избегая смотреть ему в глаза. — Ты был рядом со мной, и я очень тебе благодарна.
— Но я и сейчас рядом, — удивившись, промолвил Лаэрт. — Я всегда буду рядом… если ты захочешь.
— Пожалуйста!.. — Сандра бегло взглянула в его сторону и тут же умолкла, будто сам его вид — влюбленный, необычайно преданный — убивал всю ее решимость. — Я подпишу необходимые бумаги. Я сделаю все, что нужно, — вдруг неожиданно твердым голосом сказала она, и Лаэрт, еще не до конца понимая, увидел, как подавленно ее плечи дернулись вверх и тут же резко опустились. Он не мог заставить девушку повернуться. Она упорно отворачивалась, словно он ее чем-то обидел.
— Я не понимаю, о чем ты, — произнес он, побледнев как полотно. — Неужели ты хочешь со мной расстаться?
— Ты сам говорил, что этот брак — недоразумение…
О, неужели он мог так говорить!
— Я приняла решение: мне нужно возвращаться обратно: туда, где я родилась и где мое предназначение на всю оставшуюся жизнь, — продолжал все тот же неестественно твердый, сдавленный голос. — Мама приехала за мной — я не могу ее оставить. У нее больше никого нет, кроме меня. А ты вернешься к Жанни. Я у тебя ничего не попрошу. Ты и так сделал все, что мог, для моего блага…
Лаэрт чуть не упал. Неужели он слышит эти безжалостные слова? Неужели только-только отвоевав любимую, ему снова предстояло ее потерять? Ему безумно хотелось развернуть ее к себе и крепко, неистово поцеловать, чтобы хоть как-то вразумить, выбить из ее головы эту бредовую идею. Если ее мать считает свою жизнь загубленной, то почему дочь должна разделять ее участь?!
— Я не отпущу тебя, — резко сказал он: она вынудила его на это. — Ты никуда не поедешь.
Сандра вздрогнула. Только сейчас до нее дошло, что Лаэрт имеет полное право ее не пустить. Он вообще имел над ней власть чуть ли не с самого первого дня и до сих пор не воспользовался этой властью лишь потому, что был порядочным человеком.
Девушка умоляюще посмотрела на Мильгрея.
— Лаэрт, я знаю: ты желаешь мне только счастья, но я не могу… Мама приехала за мной, и она пожелала не принимать запоздалых даров от Герберта Лабаза — я бы на ее месте поступила также. Она хочет забрать лишь меня, как последнее утешение. Я не хочу расставаться с тобой — ты мне очень дорог, но мой долг… долг чести…
Застыв в изумлении, он смотрел, как она целует его руки. Стекающие с щек слезы маленькими капельками падали на его пальцы, поднесенные к ее губам, а Лаэрт был до того поражен, что не мог вымолвить ни слова. Он видел, как тяжело ей далось это решение. Она льнула к нему, ластилась в последний раз, прося прощения за то, что не останется рядом.
— Не надо! — прошептал он с тоской. — Подумай!
— Нет, все решено. Лаэрт, прости, если чем-то расстроила тебя…
Расстроила?! Да она растоптала его своим решением! Он не мог спокойно смотреть, как Сандра приносит себя в жертву. Только недавно она звала его, умоляла, чтобы он не уходил, а теперь…
— Ты уверена в своем выборе? — с затухающей надеждой в голосе спросил Лаэрт.
— Да. Мой приезд в город был ошибкой. Я не должна была приезжать.
Он смотрел на нее и не мог поверить своим ушам: что за упрямая до глупости девчонка?! Зачем мучает и его, и себя?! Никогда прежде Мильгрей не испытывал таких чудовищных терзаний. Он был вправе воспользоваться супружескими правами, скрутить ее за руки и приковать к себе цепями, но совесть не позволяла ему неволить ее. Ведь когда Лаэрт привел в свой дом любовницу, он вовсе не считал себя женатым человеком! А значит, злоупотребить теперь проснувшимся чувством собственника не мог по одной причине: он любил Сандру, а потому ее выбор был для него законом.
Резко поднявшись, Лаэрт намеренно холодно взглянул на девушку с высоты своего роста и, не сказав ни слова, тихо вышел из комнаты…
Сандра судорожно глотнула воздух ртом. «Может, он пошел уговаривать маму?» — шевельнулась было надежда, но нет: Лаэрт действительно ушел. Ушел совсем. Также, как и в том страшном видении… Рванувшись к окну, Сандра беспомощно ловила взглядом фигуру вышедшего на крыльцо человека, а когда та скрылась за поворотом, то едва смогла перебороть желание побежать следом, забыть обо всем. Но из коридора донесся голос матери: Августа о чем-то разговаривала с Гербертом Лабазом… с ее отцом. Сандра зажмурилась: что она наделала? Неужели сама, собственными руками разрушила свое счастье?!
58
Близилось время отъезда. Откуда-то явился рыбак Джон, и теперь в маленькой гостиной Герберт Лабаз с подобострастием расспрашивал его об условиях жизни в их поселении, на что тот отвечал неохотно и невнятно. Верный своему долгу, Лабаз клятвенно заверял Августу, что впредь будет помогать ей продовольствием, а также всем, что попадает в сферу его возможностей; неутомимый сердцеед сегодня выглядел растерянным и усталым.
Ухода Лаэрта никто не заметил. Сандра по-прежнему сидела на своей кровати, пытаясь успокоиться. Она еще убеждала себя, что поступает правильно, что стоит ей покинуть этот город — и воспоминания рассеются как дым, поэтому девушка жаждала поскорее отправиться в путь.
В комнату постучали. Сандра выпрямилась и спокойным голосом произнесла:
— Войдите…
Наверняка это пришел попрощаться Герберт Лабаз. Всю минувшую неделю он избегал прямых разговоров с дочерью и беспрестанно опускал глаза, словно побитая собака. Сандра не испытывала к нему ненависти. Ей сейчас все безмерно надоело, а дальнейшая жизнь без Лаэрта представлялась ей серым кошмаром…
Приготовившись к неловкому разговору с отцом, Сандра подняла голову и — оцепенела: в дверях стоял тот же вихрастый рыжий мальчишка в потрепанной курточке, все с той же интригующей ухмылкой на губах. В руках он держал конверт.