Сандра побледнела и поднялась. Сомнений быть не могло: посланник прибыл от Лаэрта. Она догадывалась, что он так быстро не отступится. Это было не в его правилах. Один раз этот юный бродяга уже послужил посредником между влюбленными, поэтому Лаэрт снова решил прибегнуть к его помощи. Для чумазого чертенка не существовало преград; за мизерное вознаграждение он мог пройти сквозь каменные стены, перелезть через забор, взобраться в окно — лишь бы доставить послание.
— Здрасьте! — Мальчишка улыбнулся ей, как своей старой знакомой, и протянул конверт, но Сандра отшатнулась от него как от огня. Посланник не растерялся и, подойдя к кровати, положил письмо поверх стеганного одеяла, после чего застыл с выражением любопытствующим и вымогающим. — Он очень тоскует…
Ах, она и так хорошо это знала! Все два часа, прошедшие с момента их расставания, на нее словно давил непосильный гнет — она чувствовала все то, что переживал сейчас ее возлюбленный.
— Что ему передать? — спросил между тем посыльный, наверняка рассчитывая на вознаграждение и с этой стороны.
— Ничего, — сказала девушка, помолчав. — Он и так все знает…
Мальчишка ждал, что ему заплатят, но у нее не было денег. Достав из вазочки, что стояла на тумбочке у кровати, большое спелое яблоко, Сандра сунула его в руку посланника и, промолвив отрывистое «спасибо», отвернулась к окну, так и не взглянув на заветный конверт. Но стоило ей остаться одной, как жуткое нетерпение охватило ее. Она безумно хотела поскорее вскрыть письмо, прочесть его на одном дыхании, а от осознания того, что этого делать никак нельзя, желание становилось еще более злостным и навязчивым.
Метнувшись к кровати, Сандра уже было протянула дрожащую от волнения руку к конверту, но тут же ее отдернула. «Я прочту, когда буду в пути, когда берег скроется от моих глаз и уже ничего нельзя будет изменить». Слишком велико было искушение отступиться, проявить слабость, но девушка твердо уверилась в том, что не может оставить свою мать.
Когда Августа подошла к дочери и увидела ее бледное, изможденное сердечными муками лицо, то не удержалась от порыва ласково пригладить ее кудрявые волосы. Девушка встрепенулась и удивленно посмотрела на мать, отчего та невольно смутилась. Между ними никогда не было теплых отношений, они не ссорились, но и не поверяли друг другу своих сокровенных мыслей. Сандра не сомневалась в том, что она нежеланный ребенок — обуза, причина всех несчастий. Но теперь во взгляде матери девушка не увидела прежней суровости.
— Сандра, — начала Августа со всей несвойственной ей мягкостью, — мы с Гербертом решили уговорить тебя остаться в городе…
Сандра изумилась: «Мы с Гербертом!» Мать говорит так, будто между ней и этим человеком извечно были любовь и согласие! Неужели он прощен?!» Девушка искоса глянула на дверь, за которой мелькнул чей-то профиль. Вне сомненья, Лабаз с жадностью слушал их разговор.
— Мама, ты же приехала за мной, ты же сама отговаривала меня, — недоверчиво промолвила девушка.
— Да. Отговаривала, потому что долгие годы боялась этого человека… Он мне угрожал, что если я осмелюсь вернуться, то… Впрочем, это неважно. Сейчас все изменилось, — запинаясь и краснея, говорила Августа. — То была наша ошибка, ты здесь ни при чем. Герберт твой отец. Неважно, каким он был раньше — главное, что он хочет тебе помогать сейчас. Он раскаялся… Прошу тебя, забудь хоть на мгновение свою глупую гордость — она к добру не приведет! Я отказалась от его помощи, но ты не должна… У тебя же вся жизнь впереди!
Сандра не могла поверить в то, что слышала, как и не могла осознать всю свою радость — ведь это означало, что ей не придется расстаться с Лаэртом! Это означало, что она наконец будет счастлива, а угрызения совести отойдут в прошлое.
Видя оцепенение дочери, Августа улыбнулась сквозь слезы:
— Я же все понимаю… Я видела, как он любит тебя. С таким человеком мне не страшно тебя оставить.
Девушка поняла, кого мать имеет в виду. Она говорила о Лаэрте, и Сандра еще больше возликовала оттого, что ее понимают. Не сказав ни слова, они обнялись, не сдерживая более слез.
— Спасибо, мама! — облегченно выдохнула девушка, и словно гора свалилась с ее плеч.
— Да-да, я ведь все понимаю, — бормотала женщина, всхлипывая и замирая. — Лаэрт хороший человек, он очень тебя любит и вы… должны быть вместе… Я не смогу себя простить, если…
— Полно, мама! Мы будет к тебе приезжать, мы не оставим тебя! — вскричала Сандра. — Спасибо, спасибо!.. — Судорожно втянув в себя воздух, она положила голову ей на плечо.
— Я не хотела тебя отпускать, боясь, что ты повторишь мою судьбу… Но сейчас я увидела, как ты нужна тому парню… Он все эти дни не отходил от твоей постели…
— Также, как и ты, — покорно добавила осчастливленная дочь.
— Также, как и твой отец…
Взглянув на дверь, Сандра на миг даже не узнала Герберта Лабаза. Сейчас он тихо, виновато улыбался ей такой улыбкой, какую нельзя было раньше вообразить на его лице…
59
Едва простившись с матерью, Сандра, преисполненная радостного предвкушения, взялась за письмо Лаэрта. Конечно, он не мог оставить ее, не мог беспрекословно уйти, и за это она еще больше его любила.
Вскрыв конверт, Сандра увидела белый лист бумаги, наклонно исписанный красивым мелким почерком. Создавалось впечатление, что Лаэрт писал это не торопясь, тщательно выводя каждую букву, но девушка почему-то была уверена, что он, напротив, сочинял послание в нервозной спешке — его почерк, передавая характер владельца, независимо от настроения контролировался сам по себе, сохраняя спокойствие и выдержку.
«Александра! — писал Лаэрт. — Я ушел, но не смирился. Мое сердце разрывается при мысли, что я тебя больше никогда не увижу. Да, то, как я вел себя раньше, заставило тебя сомневаться в моей честности. Я был глуп. Я многого не понимал, как не понимал того, что очень тебя люблю — как сильно, нельзя передать на бумаге. Наша встреча — я уверен — вовсе не глупое недоразумение, а щедрый подарок судьбы. Я верю, что еще не все потеряно. Я жду. Жду тебя до двух часов дня на набережной в том самом месте (ты знаешь, где именно). Все в твоих руках. Если передумаешь, я с радостью приму тебя, потому что моей женой можешь быть только ты, — эти слова подчеркивались двумя ровными линиями. — И хочу, чтобы ты знала: отныне ты — моя жизнь. Без тебя я не могу себя представить. Пожалуйста, подумай об этом… Я жду. Если ты не придешь до двух часов, я пойму, что потерял самое дорогое…»
Отложив письмо, Сандра глубоко вздохнула. Ее захлестнула волна безмерного восторга, смешанного со страхом перед чем-то волнующим, неизведанным, какой только может охватить девушку, узнавшую в самый последний момент, что ее чувства взаимны. Именно этих слов она ждала от него и наконец дождалась. И как же все-таки вовремя было вскрыто это чудесное письмо — теперь, когда на пути к их долгожданному счастью не было преград…
Стойте! А действительно ли вовремя? Сандра кинулась искать часы, но часов нигде не было. Должно быть, прошло уже много времени… Подумать только: сколько лежало здесь это непрочитанное послание, как ключ ко всем сокровищам мира, сколько Лаэрт ждал ее, в сотый раз теряя надежду! Вот, что было препятствием к их счастью — время. Бездушные, неумолимые стрелки, не останавливающиеся ни на мгновение…
Он будет ждать до двух часов. А что потом? Что будет, если она придет позже? Сандру охватил смутный страх. Так и не найдя часов во всем этом незнакомом доме, она накинула на плечи пальто, в карман которого сунула письмо, и опрометью выбежала на улицу.
В оглушительной спешке, гонимая ветром и тревогой, девушка мчалась прямиком по лужам, попросту их не замечая, натыкаясь на людей, пересекая кому-то дорогу; бежала, не помня себя, боясь упустить драгоценный шанс, а строчки из письма нарочно врезались в разгоряченные мысли, как нож: два часа. Два часа!
Спросив у кого-то о времени, Сандра услышала неутешительный ответ: половина третьего. Она едва не задохнулась. После лихорадки ее тело еще сохранило отпечатки слабости, и бег отнял у нее много сил. Лишь одна надежда заставляла Сандру рваться вперед, преодолевая квартал за кварталом. Она не знала дороги — сердце само вело ее к цели. Быть может, ей повезет? Может, Лаэрт задержится хотя бы ненадолго? Может, почувствует сквозь расстояние, как она всей душою рвется к нему? Ах, как Сандра жалела в то время, что не умеет летать!