-- В чем дело? -- говорю. -- Я вас не понимаю?
-- Давай, давай выгружай ящики, -- говорит, -- до чего же испортились современные люди. Значит, теперь не только машины с гравием, но и машины с цементом придется проверять? Значит, я должен дышать в респираторную маску? А кто за вредность будет платить? Не жалеете вы нашего брата, нет, не жалеете!
-- В чем дело, -- говорю, -- я вас совсем даже не понимаю?
-- Хватит, -- говорит, -- мозги мне пудрить! У меня, учти, везде своя разведка. Выгружай ящики, а то сейчас акт составлю, тогда хуже будет.
-- О чем вы говорите, -- продолжаю я удивляться, -- какие ящики? Я ничего не понимаю.
Тут он, показывая, что злится, убирает сапог с подножки.
-- Слушай, -- говорит, -- если будешь играть в несознанку, я заставлю тебя опрокинуть кузов, и ты будешь отвечать за порчу конфискованного товара.
Я про себя смеюсь, но внешне крепко держу себя в руках.
-- Вы что-то спутали, -- говорю, -- у меня никаких ящиков не было и нет!
И тут он окончательно рассифонился и, вытянув руку вперед, приказывает:
-- Отъезжай туда и выгружай гравий на тротуар!
Я отъезжаю метров на двадцать, разворачиваюсь, даю задний ход, въезжаю на тротуар, включаю гидравлику, кузов подымается, и гравий грохается на тротуар. Пыль, и сквозь пыль -- он. Лицо вытянулось. Никогда я его таким не видел.
Минуты две рот не мог раскрыть.
-- Оказывается, меня разыграли, -- говорит он наконец, -- то-то же мне голос показался фальшивым. Ну ничего. Я этого человека из-под земли вытащу.
-- А что мне теперь делать с гравием, -- говорю, -- кто мне его будет загружать?
-- Езжай, -- говорит, -- это не твоя забота.
Я выехал, развернулся и чешу назад. Пока я выезжал и разворачивался, он так и стоял на месте. Видно, старался угадать, кто его разыграл.
И вот я приезжаю на Пицунду, экскаваторщик загружает мне кузов, и я на обратном пути останавливаюсь возле дома этого человека. Десять больших ящиков с мандаринами мы зарываем в гравий, и я уезжаю. Мы договорились встретиться за рекой Псоу.
Проезжаю мимо поста. Хохмач стоит на своем месте. Нарочно притормаживаю, показываю: мол, не хочешь ли проверить мой гравий. Он махнул рукой и даже отвернулся от меня. Наверное, все еще думал: кто посмел его разыграть.
Одним словом, все получилось чин чинарем. Мы встретились с этим типом за рекой Псоу, он заплатил мне деньги и взял свои ящики. А я повернул к железной дороге и скинул там гравий.
Дней через десять моя командировка кончилась. И вот я, последний раз проезжая мимо этого поста, остановился. Настроение имею рассказать хохмачу, как я его употребил. Если начнет на пушку брать, свидетелей нет, скажу, пошутил, а на самом деле ничего не было.
-- Чего стал? -- говорит он мне.
-- Нашел, -- спрашиваю, -- человека, что разыграл тебя?
-- Пока не засек, -- говорит, -- но он от меня никуда не уйдет.
Тут я не выдерживаю и подымаю хохот.
-- Он от тебя сейчас навсегда уедет! -- говорю.
-- Как так? -- спрашивает он и лицо у него балдеет, как в тот раз, когда увидел, что в гравии нет ящиков.
Я ему открыл свой марафет. И вдруг вижу -- не обиделся, оборотку не дает. Он даже сверкнул глазами на меня и протянул руку в кабину.
-- Молодец, -- говорит, -- дай руку! Ты первый шоферюга, который меня перехитрил. Но дело не в этом. Ты чужак. Приехал -- уехал. Я думал -- это наши ребята меня разыграли. Езжай! Только дай слово, что до Гудаут включительно никому ничего не расскажешь! А дальше -- кому хочешь рассказывай!
Я даю слово и еду дальше. Душа у меня кейфует: и деньги заработал, и этого знаменитого хохмача перехитрил... За Гудаутой есть ресторанчик. И я решил спокойно там пообедать и посидеть с нашими ребятами, если их там встречу. Захожу, а там целая орава сидит. Среди них двое моих друзей.
Ребята предлагают выпить, но я на колесах никогда не пью и отказываюсь. Мне не терпится рассказать про этот случай. И как раз в это время в ресторан заходит местный автоинспектор и подсаживается к нам. Я думаю -- все равно расскажу, еще смешнее будет. Я рассказываю, ребята умирают от хохота и подначивают местного автоинспектора. Он тоже смеется. Сам абхаз, между прочим.
А когда я кончаю, он лично подымает тост за мою находчивость и предлагает всем выпить. Все пьют за меня, и мне, конечно, приятно. И тогда он мне предлагает двумя-тремя стаканами отблагодарить друзей за тост, поднятый в мою честь. Я отказываюсь, но он не отстает, говорит, что ответственность целиком и полностью берет на себя как автоинспектор. Но я тоже слабину не показываю.
-- Спасибо, -- говорю, -- дорогой! Но я, во-первых, на колесах вообще никогда не пью. А во-вторых, у меня дорога и дальше тоже есть автоинспектора.
Я еще немного посидел с ними, а потом попрощался и вышел. Вдруг этот автоинспектор догоняет меня возле моей машины. Я что-то почувствовал, но еще не понял что к чему.
-- Слушай, -- говорит, -- покажи мне свои права.
-- Зачем? -- удивляюсь я.
-- Надо, -- говорит, -- потом скажу.
Я за собой никакой вины не чувствую и спокойно даю ему свои права. Он вынимает оттуда талон и вдруг делает прокол. Я балдею.
-- За что?! -- говорю.
-- Здесь, -- говорит, -- стоянка запрещена, а ты целых два часа здесь простоял. А сам смеется.
-- Тогда оштрафовал бы, -- говорю, -- если ты такой честняга. Прокол зачем сделал?!
-- Да, -- говорит, продолжая смеяться, -- здесь стоянка запрещена, и к тому же ты в своем рассказе кое-что утаил.
-- Что я утаил, -- говорю, -- и какое это имеет отношение к проколу?
-- Ты утаил, -- говорит он, -- что дал слово до Гудауты включительно никому об этом не рассказывать.
И в самом деле я об этом не говорил, не потому, что хотел скрыть, а просто забыл, это для моего рассказа не имело значения. Но откуда он узнал об этом? И тут я допетрил.
-- Он что, звонил? -- говорю.
-- А ты думаешь, -- смеется он, -- кроме тебя, никто не может пользоваться телефоном.
-- Но откуда он узнал, -- говорю, -- что я остановлюсь в этом ресторане?
-- Он все знает, -- продолжает этот автоинспектор, -- ты думал, что его сделал, но он в конце концов тебе отомстил.
Теперь что я ему скажу? Власть! Я уже сел в машину, думая, лучше бы он мой проклятый язык проколол, чем талон. Он, уже вижу, возвращается к ресторану, чтобы там рассказать, как они меня сделали.