— Просто так легче, — повторила Вера. — Когда картина мира распадается на одинаковые по размеру и форме чёрно-белые кусочки, это проще принять, чем когда всё слишком сложно и разноцветно. Мы все — люди — в массе своей ленивы и нелюбопытны, нам удобнее пользоваться заготовленными шаблонами, чем кроить что-то своё. Время такое… Переизбыток информации, ну кому это надо — всерьёз анализировать?
Она умиротворяюще улыбнулась.
— А самое-то главное… по большому счёту… Галя, поверь: всем тупо всё равно. Вот сейчас вас с Сашкой обсуждают с пеной у рта, но уже через пять минут легко переключатся на какую-нибудь другую пару, другую звёздную историю, чей-нибудь развод или свадьбу… Так что просто не бери в голову. Постарайся помнить о том, что люди всё очень скоро забудут.
— Спасибо, — дикое напряжение, которое владело Галинкой в последние дни, немного отпустило. — И за то, что выслушала, и за то, что успокоила. Тебе бы психологом работать…
— Мне это уже не раз говорили, — засмеялась Вера, с облегчением переводя дух и, наконец-то, принимаясь за свой салат. Ей тоже нелегко дался этот разговор. — Чёрт, похоже, я выбрала по жизни не ту профессию! И кстати, если позволишь… — добавила она, — нет, не в качестве непрошенного совета — скорее, просто дружеского пожелания. Попробуй любить Сашку чуть-чуть… иначе. Не так самозабвенно.
— То есть? — заметно успокоившаяся и вполне благодушно настроенная Галинка сделала глоток сока из стакана.
— Я знаю, что это в принципе звучит абсурдно — рекомендация, как кого любить. Но всё-таки… Ты окружила его непрерывной, ежеминутной заботой, как коконом, а я советую позволить и ему позаботиться о тебе. Попереживать за тебя… хоть немножко.
— Что ты имеешь в виду? — Галинка смутилась. — Я слишком уж достала его своей любовью?
— Вовсе нет, я не об этом, — сконфуженно произнесла Вера. — Не вздумай обижаться.
— Да я не обижаюсь, — серьёзно сказала Галинка. — Я помню: нельзя обидеть человека, пока он сам этого не захочет, — она улыбнулась. — Знаю, что ты права. Просто… после того сердечного приступа… а потом — операции год назад… Если бы ты только знала, как я за него боюсь, — выдохнула она. — Я всё время думаю, что просто умру в ту же секунду, если с ним что-нибудь случится.
— Это понятно. И это прекрасно — когда так сильно любишь человека, — Вера ободряюще кивнула ей. — Но… во-первых, прекрати себя накручивать. Он отлично восстановился после операции, у тебя абсолютно нет поводов паниковать из-за его здоровья. А во-вторых, хотя бы иногда заставляй и его поволноваться. Позволь ему почувствовать себя мужиком рядом с тобой. Отключи “мамочку”. Помнишь стихи Роберта Рождественского? Хотя, наверное, ты и не помнишь, ты же из другого поколения, — улыбнулась Вера и процитировала по памяти:
— Ты… удивительная, Вера, — сказала Галинка после паузы. — Вот не зря Саша так ценит тебя, как друга. Знаешь, меня и правда отпустило. Как будто старый тугой узел наконец развязался. Даже дышать легче стало… Спасибо тебе.
— Не за что, — Вера залихватски подмигнула ей, отчего стала выглядеть совсем девчонкой — никто не дал бы ей сейчас её законных тридцати девяти лет. — Я буду рада, если тебе… вам с Сашей, — поправилась она, — действительно поможет этот наш разговор.
— В чём дело, Сандро? — промурлыкала Кетеван, ничуть не смутившись и не отводя взгляда. — Такое ощущение, что ты меня игнорируешь. Со всеми пообщался — и с Мастером, и с ребятами, а я для тебя будто не существую.
— Отчего же? — он пожал плечами. — Просто с тобой мы виделись несколько дней назад, а с остальными встретились впервые за много лет. Интересно пообщаться со старыми друзьями, знаешь ли…
— Мы с тобой… не договорили тогда, — напомнила она деликатно.
— А тебе есть, что мне сказать? Так начинай, я не против, — серьёзно разрешил Белецкий. — Даже, в некотором роде, мечтаю наконец-то тебя выслушать…
— Пригласи меня на танец, — потребовала Кетеван. Он едва заметно поморщился.
— Извини, я не любитель танцев.
— Да ладно тебе, вспомни, как мы раньше с тобой зажигали! “Криминальное чтиво”, Траволта и Турман…
— Я давно уже всё забыл, — холодно отозвался он.
— Ну я же тебя сейчас не прошу изображать что-то сверхъестественное, — Кетеван улыбнулась. — Просто обычный “медляк”, как мы раньше говорили… помнишь?
— А тебе не кажется, что мы оба уже несколько вышли из возраста “медляков”? — язвительно спросил он. Эта настойчивость раздражала его.
— Ой, Белецкий, брось строить из себя ещё большего зануду, чем ты есть на самом деле, — бесцеремонно вмешалась Анжела. — Идите и потанцуйте уже по старой памяти. Глупо дуться из-за каких-то давних обид!
Он почувствовал, что начинает заводиться из-за такого откровенного, неприкрытого сводничества. Больше всего злило ещё и то, что к их разговору с интересом прислушивались однокурсники.
— Анжел, что ты вообще несёшь? "Дуться" — это немного не моя история. Я… — но тут он наткнулся на умоляющий взгляд Кетеван. Она незаметно указала ему глазами на Климову и чуть-чуть качнула головой, словно прося не вступать в перепалку и вообще — не позволять Анжеле видеть и слышать лишнего.
— Один только танец… пожалуйста, — упорно, с подтекстом, повторила она, и Белецкий вдруг сообразил: она просто не хочет, чтобы их подслушивали. Это единственная возможность остаться более-менее наедине.
— Ладно, — сдался он. Это было из серии "легче дать, чем объяснять, почему нет".
Они встали из-за стола и вышли в центр зала, не глядя друг на друга. Белецкий молча обнял её за талию, а Кетеван положила руки ему на плечи. Желающие петь в караоке не переводились: на смену Жорке пришёл уже изрядно наквасившийся и оттого сентиментальный Генка, на смену Лепсу — по просьбе женской половины курса — Билан. Какая-то попсовенькая сопливенькая песня, идеально подходившая под определение “медляк”…