— Это то, о чём ты так горячо мечтала, Кети? — спросил он с непередаваемым выражением горечи, сожаления и вины, точно сам был в ответе за то, что с ней случилось. — Быть домохозяйкой, подчиняться ревнивому мужу-тирану, носить хиджаб и не иметь ни профессии, ни работы? В этом — твоё счастье? В беспрекословном повиновении любимому, обожаемому Аслану? Где же, чёрт возьми, ваша хвалёная грузинская гордость… Как твои родные допустили подобное?
— Я… никогда и никому не жаловалась, — отозвалась Кетеван. — Гордость или глупость, не знаю… Скорее всего, просто банальный стыд. Ведь все они непременно сказали бы: "А ведь мы тебя предупреждали! Мы тебе говорили!" Я долго скрывала от родителей, как мне живётся в Махачкале. Если дело касалось лишь меня, я ещё могла как-то стерпеть. В конце концов, действительно — сама виновата. Я была так слепо влюблена в него, что закрывала глаза на всё остальное. Но… когда встал вопрос о здоровье и жизни нашего ребёнка… я просто не могла больше молчать и скрывать. Мне нужна была поддержка близких. Аслан настолько наплевательски отнёсся к новости о страшном диагнозе, что я готова была его убить.
— А его родственники? Они тебя как-то поддержали?
— Смеёшься?.. Им было всё равно. Свекровь окончательно разочаровалась во мне, когда её внук родился таким "задохликом". Она всегда была очень прохладно настроена по отношению к Мураду. В общем, я обратилась к своей семье в Грузии… и они уговорили меня подать на развод, пока ребёнка окончательно не угробили таким равнодушием.
Кетеван слегка поморщилась.
— Это была чуть ли не война. Скандалы, слёзы, угрозы и истерики… К счастью, свекровь была только рада сложившейся ситуации — она и убедила Аслана, в конце концов, отпустить меня с миром. Ведь я в любом случае была его недостойна, по её мнению… А у неё уже была присмотрена другая невеста, и она торопилась как можно скорее устроить сыну новый брак — чтобы, пока не поздно, он мог порадовать её другими, здоровыми и крепкими, внуками… Вообще в Дагестане дети после развода родителей обычно остаются с отцом. Но здесь… никто не хотел взваливать на себя эту ответственность. Кому это надо — возиться с больным ребёнком? Жить в постоянном стрессе, в вечном напряжении и страхе: не дай бог хотя бы лёгкая простуда или температура, слабое сердце не справляется даже с небольшими нагрузками, могут возникнуть осложнения, не говоря уж о…
— Можешь не объяснять, — заметил он вскользь. — После инфаркта врачи больше всего пугали меня именно вирусами… Даже заставили сделать прививку от гриппа.
— В общем, я просто забрала Мурада и уехала домой, в Грузию. Странно — я прожила в Махачкале больше двадцати лет, а "домом" она для меня так никогда и не стала…
Она покачала головой в такт собственным мыслям.
— Ну, а дальше… дальше началась беготня по врачам и больницам Тбилиси, поиск специалистов, консультации, попытки нащупать пути решения проблемы… Все сходились на том, что если сделать пластику аортального клапана — есть шанс выжить. Но это очень сложная, очень рискованная операция именно в нашей, конкретной, ситуации, её могут провести только высококлассные специалисты. Я перелопатила весь интернет и выяснила, что такие операции качественнее всего делают за границей, лучше в Германии или Израиле. В Грузии просто нет клиник подобного уровня и гарантий. Разве что в Москве… но только в какой-нибудь хорошей частной больнице, где будет больше шансов выжить.
— Операция дорогая? — спросил Белецкий.
— Ну, как сказать… не так дорого за спасение жизни ребёнка, — Кетеван усмехнулась. — Всего-то десять тысяч долларов за то, чтобы мой сын был здоров. Но ты не думай, — добавила она торопливо, — деньги у меня есть, я не собиралась просить их у тебя.
— Тогда что ты собиралась у меня просить? — поинтересовался он. Ну вот, кажется, они и подобрались к главной цели её визита.
Она выкинула сигарету за окно и опустила глаза.
— Изначально я вообще не хотела тебя впутывать в свои проблемы. Даже мысли такой не было. Мне всего лишь нужен был врач-кардиохирург — и не просто хороший, а самый лучший в Москве. Я не могла рисковать, доверившись специалисту средней руки. В конце концов, мне подсказали координаты одной частной привилегированной клиники…
В этот момент он уже начал догадываться, к чему она клонит.
— Так я и вышла на то закрытое заведение, в котором тебя оперировали год назад, — выдохнула Кетеван, по-прежнему не глядя ему в лицо.
Клиника кардиохирургии, где Белецкому было сделано аортокоронарное шунтирование, трепетно блюла свою репутацию. Попасть туда могли лишь избранные — политики, актёры, певцы и другие знаменитости. Пациентам после операции требовался абсолютный покой, и руководство клиники обеспечивало его в полной мере. Никаких ушлых журналистов, бесконечной череды посетителей и даже просто контактов с любопытными пациентами. Каждому предоставлялась индивидуальная палата, в которую был вхож только медперсонал и близкие родственники — из тех, кого пациент сам пожелает принять.
— Я позвонила туда и попыталась записаться, но… меня даже не выслушали до конца, — с горечью произнесла Кетеван. — Сказали, что у них всё распланировано на год вперёд и вообще мне лучше обратиться в другую клинику, более доступную. О том, что ты тоже оперировался именно там, я узнала совершенно случайно. От Анжелки… Она и вбила себе в голову, что ты непременно обязан составить мне протекцию в эту клинику. У тебя же должны были остаться какие-то связи, контакты со своим врачом…
— Связи и контакты, положим, остались, — медленно проговорил он. — Но… Кети, почему ты прямо не сказала мне, о чём хочешь попросить? К чему были все эти нелепые уловки, легенда о том, что ты приехала "развеяться" и посетить встречу выпускников? Зачем все эти, уж прости, тупые попытки соблазнения?!
Она поёжилась, точно ей вдруг стало холодно.
— Анжелка уверяла, что так будет надёжнее. Если честно, поначалу я была категорически против. Хотела просто попросить тебя по-человечески. Обратиться, как к старому другу… но она сказала, что для любимой женщины ты сделаешь не в пример больше, чем для посторонней. Почему-то она вообразила, что у тебя ко мне до сих пор что-то есть, а твой нынешний брак — ошибка.
— Что-что?
— Признаться, сперва мне и самой так показалось… — она отвела взгляд. — Ну, что у тебя могло быть общего с этой юной наивной девочкой?.. Какая любовь?! Но… стоило нам с тобой немного пообщаться, и я осознала, что заблуждаюсь. Теперь ты смотрел на меня совсем другими глазами. Не так, как раньше… Я поняла, что жена занимает в твоём сердце особое место… её не потеснить.
— И, тем не менее, ты не оставила попыток, — с горечью констатировал он. — Что это было сегодня, Кети? Танец, поцелуй…
— Это… — она несмело посмотрела на него. — Наверное, просто от отчаяния…
— Тебе самой-то не было противно и мерзко? — он, словно не веря до конца в то, что она могла пойти на такое, потрясённо покачал головой. — Ты… так подло и цинично использовала меня, играя на воспоминаниях. Даже теперь, когда дело касается ребёнка. Неужели ты думала, что я смогу отказать?!
Он был невероятно зол на неё и расстроен тем, что услышал. Кетеван боялась взглянуть ему в глаза.
— Ужасно даже не то, что ты совсем не знаешь и не понимаешь меня, Кети, — произнёс он с болью. — Это-то как раз неудивительно и не ново. Ужасно — что и я сам, оказывается, совершенно не знал тебя… ты страшный человек.
Кетеван ещё ниже опустила голову.
— Хорошо, допустим — чисто теоретически — я поддался бы твоим чарам, — продолжал Белецкий. — И что — ты действительно согласилась бы переспать со мной, не любя при этом?
— Ради спасения сына согласилась бы, — упрямо и твёрдо ответила она, хотя её губы нервно подрагивали.
— Ты… очень разочаровала меня, — откровенно произнёс Белецкий. — Ладно, в студенчестве ты была совершенно без царя в голове, это не новость. Но мне казалось, давно пора было хоть немного повзрослеть.