Она развернулась, собираясь вернуться в дом, и вдруг увидела чуть поодаль собственного мужа.
Галинка не могла ошибиться.
Он медленно шёл ей навстречу вдоль берега и смотрел прямо на неё.
Белецкий подошёл к Галинке совсем близко и остановился в паре шагов. Она с трудом пыталась справиться со сбившимся дыханием, всё ещё не осознавая до конца, что это не мираж, не бред и не галлюцинация. Нервная дрожь, бившая Галинку всё утро, ещё больше усилилась. Он скользнул взглядом по её лёгкой кофточке и юбке, по мокрым ногам, а затем молча снял с себя пиджак и, сделав шаг вперёд, накинул ей на плечи. Расстояния между ними больше не было, он оказался к ней почти вплотную.
Задержав свои ладони на плечах жены, Белецкий чуть надавил и притянул её к себе. Она уткнулась лицом ему в грудь и затихла, блаженно вдыхая родной, любимый, самый лучший на свете запах и боясь поверить в то, что это реальность.
Некоторое время они оба молчали. Наконец, она робко поинтересовалась:
— Тебе мама сказала, что я здесь?
— Сам догадался. Я знаю, что по утрам ты всегда на море… В дом я ещё не заходил.
— А как же твоя премьера? — спросила она нерешительно, всё ещё не осмеливась взглянуть ему в лицо.
— Я ещё успеваю вернуться… ну, подумаешь, прогуляю репетицию, не уволят же меня из-за этого, — беззаботно отозвался Белецкий. — Им тогда вечером на сцену будет некого выпускать. Просто есть вещи и поважнее, — он приподнял её лицо за подбородок и заставил, наконец, посмотреть себе в глаза.
— Я знаю, что ты не целовал Кети, — пробормотала она, краснея. — Анжела прислала мне видео…
— Это не Анжела прислала, а я.
— Ты?.. — она непонимающе распахнула глаза. — С её номера?.. Да, кстати, что с твоим телефоном? Я не могла тебе дозвониться…
— Это всё ерунда. Всё пустое. Потом… — он с досадой махнул рукой и снова обнял её. Галинка прижалась к его груди, блаженно потёрлась щекой о рубашку, как кошка.
— Прости меня, Саша. Я очень перед тобой виновата. Если уж я сказала, что доверяю тебе — значит, нужно было сохранять это доверие до конца, а не психовать и сбегать без откровенного разговора. Признаю, что это было глупо… и непоследовательно… Ты очень злишься?
— Злюсь?.. — переспросил он. — Да у меня буквально целый мир пошатнулся, когда ты уехала.
— У тебя он пошатнулся, — невесело вздохнула она. — А у меня — и вовсе рухнул…
— "Мы наш, мы новый мир построим…" — шутливо пропел он строчку из “Интернационала”. Галинка недоумевающе вскинула брови. Он засмеялся и щёлкнул её по носу:
— Эх, молодёжь…
Галинке было плевать, что она не знает, откуда эти — видимо, очень известные — строки. Её беспокоило другое.
— Так ты правда не сердишься?
— Надо бы, — усмехнулся Белецкий, — ведь ты опять от меня сбежала.
— А ты опять за мной приехал…
— Да, — серьёзно кивнул он. — Но это было в последний раз.
Галинка испуганно взглянула ему в лицо.
— В каком смысле?
— В прямом, — и тут она поняла, что муж смеётся. От его глаз лучиками разбегались её любимые добрые морщинки. — Сбежать я тебе больше не позволю. Никогда.
Она заплакала и тут же засмеялась сквозь слёзы.
— Так прямо и не позволишь?
— Ага, — он ладонью вытирал слёзы с её лица, осушал их осторожными и бережными поцелуями. — Если надо, даже на цепь посажу. Прикую к батарее… голую… — шепнул он. — Будешь сидеть дома, варить борщи и рожать мне детей, одного за другим.
— "Босая, беременная и на кухне"? — нашла в себе силы пошутить она.
— Я хочу пятнадцать детей, а ты? — выдохнул он ей в самые губы, которые были уже совсем близко.
— Если я рожу пятнадцать детей, — всхлипнула Галинка, — моя задница перестанет пролезать в дверной проём.
— Ничего, — пообещал он, — я его расширю.
И наконец-то поцеловал её по-настоящему. Взахлёб, неистово, самозабвенно, как целуют только самых дорогих и самых любимых. Его пальцы путались в её длинных волосах, гладили её лицо, скользили по её плечам и спине…
Когда они оторвались друг от друга, тяжело дыша, Галинка провела языком по своим губам, точно оценивая послевкусие.
— Кофе? — предположила она неуверенно.
— Лучше не спрашивай, сколько литров я выпил, — он шутливо поднял руки, сдаваясь на её милость. — Двое суток без сна, я бы просто не выдержал в таком темпе…
Она изменилась в лице.
— Господи, тебе же надо отдохнуть… Пойдём в дом, поешь и поспишь хоть немного!
— Я и от горячего душа не отказался бы, — добавил он, засмеявшись. — Со вчерашнего дня не был дома.
— Пойдём, — она решительно взяла его за руку и потянула за собой, а затем вдруг снова остановилась, словно вспомнив о чём-то важном.
— Наверное, я должна тебе сразу сказать… мне кажется, между нами больше не должно быть тайн и недомолвок, поэтому…
— Что случилось, Галюша? — испугался он.
— Честно? Я… не готова пока рожать детей. Прости… И не торопи меня, если сможешь.
Он вмиг стал очень серьёзным.
— Ты теперь не сможешь мне доверять? — уточнил он, испытывающе глядя ей в глаза. Она покачала головой.
— Не в этом дело. Я много чего передумала со вчерашней ночи. Мне кажется, я за всю свою жизнь столько не думала. Кое-что переосмыслила… Мне нужно научиться жить с новой собой и новым тобой — таким, каким я тебе ещё не успела узнать и принять… Я всегда тебя идеализировала, Саша…
— А теперь, стало быть, разочаровалась?
— Нет, нет, нет! — она торопливо накрыла его губы своей ладонью и с досадой поморщилась. — Я просто поняла, что… никто не совершенен. Нельзя придумывать себе сказки и вечно в них жить. Я поняла, что бесконечно тебя люблю — но как живого человека, со всеми твоими недостатками. Мне не нужен сказочный принц, я тебе говорила это когда-то, но тогда ещё просто не отдавала себе в этом отчёт и подсознательно всё-таки считала тебя принцем. Но мне необходим именно ты, а не твой образ. Нужно окончательно принять, что ты взрослый человек, что у тебя есть популярность, есть своё прошлое, и что… если оно вдруг иногда будет напоминать о себе… это ещё не конец света, и уж тем более не повод всё рушить.
— Больше никакого прошлого. Я обещаю. И ничто не потревожит тебя ни в настоящем, ни в будущем, — на этот раз он сам взял её руку и прижался к ней губами.
— А дети… они обязательно появятся. Но только тогда, когда я сама почувствую себя готовой, понимаешь? — она виновато взглянула ему в лицо. — Я могла бы уступить только потому, что этого хочешь ты…
— Мне не нужны такие жертвы, Галюша, — он коснулся указательным пальцем её рта, нежно обвёл контур губ. — Как скажешь. Если ты не готова, я не собираюсь на тебя давить.
— Мне нужно привыкнуть и к новой себе, и к новому тебе… А ещё я хочу, — её глаза затуманились тревогой, — чтобы тебя, наконец, перестали мучать кошмары по ночам.
— Я совершенно точно уверен, что кошмары уйдут. Только одно условие — ты всегда должна быть рядом, — он улыбнулся и подмигнул. Галинка кивнула в ответ без тени улыбки.
— До тех пор, пока я тебе нужна — я буду.
Тётя Ксана была воплощением спокойствия и невозмутимости.
Никто не знал, что передумала эта неулыбчивая и давно уже немолодая женщина за минувшие сутки. Что было у неё на душе с тех пор, как её единственная обожаемая дочь прилетела из Москвы, будто шальная, с растерянными и несчастными, как у обиженного ребёнка, глазами и разбитым сердцем… Но, увидев утром в кухонное окно, как по дорожке к дому идут Галинка и невесть откуда взявшийся зять, как они крепко держатся за руки, переплетя пальцы, как счастливо улыбаются друг другу… тётя Ксана просто философски вздохнула и поставила на стол ещё одну тарелку к завтраку.
— Мамочка, всё хорошо, — оказавшись на кухне, тут же шепнула Галинка, прижавшись губами к её уху. Как будто она сама не видела… Белецкий радостно обнял тёщу и поцеловал в щёку.