В комнате для гостей, куда ишан Ползун ввел посетителя, сидели и полулежали около десяти хорошо одетых людей. На всех были черные или темно–синие халаты и белые чалмы, все носили умеренной длины холеные бородки, благодаря чему на первый взгляд казались очень похожими друг на друга.
После короткого приветствия вошедший уселся на одеяло.
— Все собрались, — отрывисто проговорил ишан Ползун. Он занял почетное место и взял со столика лист мелко исписанной бумаги. — Приступим к делу… Почтеннейший мутавалли Уста Гияс всего несколько дней изволил прибыть из пределов Афганистана. Он имеет сообщить нечто важное.
Легкое движение возникло среди собравшихся, все головы повернулись в сторону посетителя. Не поднимая глаз и осторожно поглаживая свою мягкую бородку, Уста Гияс заговорил, как всегда, нежно и певуче:
— Поистине славны своим благочестием богобоязненные обитатели подножия священной гробницы благороднейшего из благородных ревнителей и воителей веры ислама. Не осквернены сады, улицы и площади прелестного города Мазар–и–Шарифа поступью неверных собак, ибо в связи с временным, достойным пролития рек слез, унижением светоча мусульманства священной Бухары, мудрые, источающие свет истины направили свои стопы к высокой гробнице и превратили сей скромный городок в блистательный чертог благолепия…
Речь текла размеренно и представляла собой образец самого изысканного красноречия. Но слушатели проявляли нетерпение. Когда Уста Гияс произносил цветистые славословия в честь аллаха и пророка его Мухаммеда, собравшиеся торопливо кивали головами, небрежно проводили ладонями по лицу и бормотали что–то под нос, искоса поглядывая на говорившего, как бы понукая его переходить к существу дела.
А слова лились нескончаемым потоком, пышные и блестящие, но почти лишенные всякого содержания.
Наконец нетерпение гостей дошло до предела (а этого очевидно и добивался мутавалли). В михманхане стоял шум от покашливаний, вздохов и сдавленной воркотни. Неожиданно Уста Гияс прервал речь и попросил воды.
Пока доставали с полки чашку, пока бегали за водой, Уста Гияс не произнес ни слова. Сквозь приспущенные веки он наблюдал за собравшимися, и презрительная усмешка бродила в уголках его губ.
Только напившись и облегченно вздохнув, он снова заговорил, но уже совсем другим тоном:
— Во время посещения святых мест мы имели удовольствие встретиться с их превосходительством, представителем могущественного доброжелателя нашего — Великобритании. Они изволили проявить внимание и интерес к делам нашим и воинам ислама. После других и приятных бесед их превосходительство выразили пожелание дальнейших успехов и удач.
Уста Гияс замолк. Белые тонкие пальцы его рук медленно перебирали зерна четок. Вздох разочарования прошелестел по комнате. Никто не нарушал молчания. Вдруг Уста Гияс, как бы невзначай, бросил:
— Их превосходительство изволили сообщить, что высшее мусульманское духовенство Пешавера, Пенджаба и Карачи соблаговолили принять участие в делах своих братьев — наших мусульман и направили нам, на укрепление дел благочестия в святых храмах и мазарах священной Бухары, десять тысяч фунтов стерлингов в золоте и бумажках… дабы денно и нощно имамы наши и муфтии возносили моления к престолу всевышнего о гибели и низвержении большевистской скверны… — Как будто между прочим он добавил: — А также через Дарью переправлен кое–какой груз в ста двадцати тюках и ящиках, с пожеланием, чтобы друзьям он принес пользу, а врагам вред.
После того как радостное оживление, вызванное сообщением Уста Гияса, улеглось, заговорил ишан Ползун:
— Много народа, всевозможных советских начальников едет через Байсун в Дюшамбе. Хотят там утвердить вместо благочестивого эмирского правления власть большевиков. Везут много денег. Серебро и новые белые червонцы… Много мануфактуры и другие товары. Если привезут туда товары, народ скажет — Советы хороши, заботятся о народе.
Вошедший последним заметил:
— Али–Мардан–бек может, наверно, ответить. Его люди рыскают по дорогам…
Ползун резко и недовольно перебил говорившего:
— Али Мардан? Вы хотите сказать — Кудрат–бий парваначи? Прошу помнить, что господин Али–Мардан удостоен самим пресветлым эмиром назначения командующим всей бухарской мусульманской армией в высоком и достойном звании парваначи.