Аэлион пожал плечами.
— Для тебя, возможно. Для меня — нет. А что еще остается? Я едва помню, что было до того, как я стал тем, кто я есть. — Он снова усмехнулся, он часто так делал. — И то что я есть, это… прекрасно.
Это было хвастовство, и он знал это. Тем не менее, я не мог не согласиться.
— Я не радуюсь смерти своих братьев, — продолжил Аэлион. — Но я и не оплакиваю их. Мы созданы для этого, и единственный для нас позор — умереть без славы.
— Или чести.
— Слава. Я хочу, чтобы мое имя помнили. Я хочу, чтоб люди думали, что я умер не зря, и что я забрал с собой тысячу врагов Императора.
— Насколько ты близок к этой цифре?
— Уже близко.
Я оглядел комнату. Она была так же изыскано украшено, как и все покои Кровавых Ангелов. На стенах висели гобелены, каждый из который представлял собой запись знаменитого боя. В нишах мягко горели свечи, и свет излучал тепло и колебался. На колонне в углу стояла скульптура из темной бронзы — голова, изображающая самого Аэлиона.
— Это ты сделал? — спросил я, вставая и подходя к ней.
— Да, я. Тебе нравится?
— Да, очень. — Как и все, что делали эти люди, это была кропотливая работа. Выражение бронзового лица было спокойным, уверенным, как у древнего бога, холодного взирающего на поле битвы. Оно было идеализировано, я видел, что отсутствовала аугментика, а пропорции стали более классическими, но это безошибочно был именно Аэлион.
— Кто тебя всему этому учит? — спросил я вслух. — Почему у вас так хорошо это получается?
— Требуется время, чтобы этому научиться. Это дается нелегко. Но в нас течет кровь примарха, и поэтому в каждом из нас есть доля его гения.
Это уже был не первый раз, когда я слышал подобную формулировку. Иногда мне казалось, что легион — это просто гигантская общая сущность, насчитывающая сотни тысяч, которая является продолжением одного человека. Насколько на это влияло легендарное геносемя, или же это могло оказаться что-то другое? Возможно, это просто массовая психология?
Рядом с бронзовой головой находилась бронзовая закрытая дверь, ведущая, как я догадался, в другую комнату.
— Там еще что-то есть? — спросил я, потянувшись к ней.
Движение Аэлиона было насколько быстро, таким молниеносным, что я не заметил, как оно произошло. В одно мгновение моя рука тянулась к дверному проему, а в следующее он уже оказался рядом со мной, а его кулак навис над моей рукой.
— Это личное, — грозно произнес он. — И я думаю, что наш разговор законен.
Я посмотрел в его карие глаза. Аэлион не был зол, я не думаю — он просто настаивал.
— Ладно, — ответил я, отдергивая руку и смеясь.
Я оскорбил его. А может, просто нарушил правила гостеприимства. В любо случае, о не двигался.
Я отступил.
— Я отнял твое время.
Теперь он улыбнулся. Я мог сказать, что он хочет, чтобы я ушел. И из-за этого я захотел остаться. Трон, почему я такой?
— У меня есть дела, которые мне нужно сделать, — произнес Аэлион.
Мне так хотелось надавить на него, увидеть, чего он стыдиться в этой комнате. Это конечно было невозможно. Я уже рисковал своей рукой, провел с ним больше времени, чем расчитывал, и не похоже, что я мог запугать его настолько, чтобы он сделал то, чего не хочет.
— Я бы хотел еще раз повторить наш разговор, — произнес я. — Если ты еще найдешь на это время.
Аэлион не пошевелился.
— Отправь свою просьбу палубному мастеру.
Я знал, чем это закончится.
— Возможно, я просто найду тебя снова, — сказал я. — Когда все успокоится. Или когда все закончится.
Аэлион активировал внешнюю панель, и дверь открылась.
— Тебе не долго ждать этого, — ответил он.
Он был прав — мы не заставили себя долго ждать. Когда настал момент и представилась возможность увидеть последствия неповиновения мира, мне вспомнились именно слова Аэлиона.
«Тебе лучше стать свидетелем настоящей битвы».
Сангвиний не хотел сражаться. Нежелание не было притворным. И все же, когда это случилось, насилие, развязанное им, поражало воображение. Я оказался не готов к полному масштабу этого, даже после стольких предупреждений. К этому оказались не готовы и илехимы. В первые несколько дней титанических столкновений в пустоте, когда массивные линкоры освещали пустоту огнем и яростью, делегация из осажденного мира пыталась установить контакт, чтобы отбросить свою прежнюю непримиримость и просить о мире.
— Теперь мы готовы к сотрудничеству, — говорили они. — Нет необходимости в таких масштабных разрушениях.
Слишком поздно. Как и говорил примарх, шанс был честно предоставлен, а теперь он исчез. Завоевание орбитального господства заняло всего два дня. Затем последовали высадки, направленные на все населенные пункты. Ударные подразделения Кровавых Ангелов уничтожили ключевые оборонительные сооружения, в то время как Ауксилии, при хорошей поддержке, волна за волной захватывали города. Планирование было безупречным. Я лично видел, как тщательно фронты сражений накладывались и поддерживали друг друга. Они делали это множество раз и точно знали, куда нанести удар. Это происходило быстро, жестоко и ошеломляюще.
Теперь уже остались последние дни, в развязке казни мира. Перед нами стояла их последняя оставшаяся столица — огромный обнесенный стеной городской комплекс, возвышающийся над тем, что когда-то было плодородными равнинами. Башни на стенах пылали, пораженные многочисленными одновременными атаками. Атмосфера наполнилась клубами горящего прометиевого пара, поля превратились в отравленную кипящую трясину. Защитные бастионы выдержавшие все восстания и вторжения ксеносов в темные дни Долгой Ночи, теперь представляли собой груды дымящихся обломков.
После того, как мой «Носорог» подбили, а мои спасители прилетели за мной, у меня появилась возможность понаблюдать за событиями с еще более близкого расстояния. Мне удалось повернуть голову, чтобы получить размытый вид из узких щелевых окон корабля. Среди летящего пепла и грязи я увидел высокие валы с огромными пробоинами, пробитыми в них. Местность внизу густо усеивали бронированные машины, пробивающие себе путь через проломы, их поддерживали воины, спешащие преодолеть любой изолированный очаг сопротивления.
В огненном мраке я едва мог различить защитников. Они были разбиты, отброшены назад и заживо погребены, под рушащимися цитаделями вокруг них. Между огромными остовами двух разбомбленных черных цилиндрических башен я разглядел сопротивление — отделение бойцов в тяжелых бронекостюмах, пытавшихся держать оборону позиции при поддержке каких-то многоногих механизированных шагоходов. Объем огня, который они испускали, выглядел впечатляюще: энергетические лучи, коротко вспыхивающие неоново-голубым светом, подкрепленные снарядами, выпущенными из открытых стволов статических пусковых установок.
Это продолжалось недолго. Перед тем, как корабль скрылся из виду, я увидел, как тяжелые орудия легиона выстрелили прямо в них, с исключительной точностью выцелив врага. Я не эксперт по боеприпасам. В том урагане были лучи волкита? Лазерные разряды, дополненные болтерными снарядами и взрывными? Возможно, все и сразу. Главное — это неведение, которое было идеальным. Залп уничтожил позицию, разрушив стены по обе стороны, баррикады, доты, а затем пробив землю, пока из трещин, словно гейзеры, не взметнулись вверх шлейфы горящей земли.
Это было больше, чем война. Как и обещал Примарх, это стало уничтожением. Кровавые Ангелы пришли не для того, чтобы захватить это место. Они находились здесь, чтобы уничтожить его, разрушить, не оставить ни одной стены и улицы.