Я не видел, что он заметил, но остальные Кровавые Ангелы приготовили свое оружие. Корабль тяжело спускался, пробиваясь сквозь потоки лазерного огня, а затем рухнул на землю в облаке пыли и брызг грязи. Двери открылись, и мой освободитель вылез наружу. Перед самым входом он обратился к одному из своих воинов.
— Оставайся с ним.
Затем он ушел, вместо со всеми моими спутниками, кроме одного. Мне открылся вид на руины за городом, которые пылали и были усеяны разорванным металлом и каменной кладкой. Между рухнувшими строениями я видел заваленные мусором проспекты и небо, освещенное разрывами боеприпасов. Стена шума все еще была сокрушительной — гул, треск и пронзительный вой нагруженных двигателей — но сквозь нее пробивалось что-то еще. Крики, подумал я, но почти нечеловеческие, словно убивают животное. Я не мог разобрать, откуда он исходит, но Кровавые Ангелы помчались в мерцающем мраке в его сторону.
Затем двери закрылись. Мой одинокий спутник посмотрел на меня. Я посмотрел на него.
— Что это было? — спросил я.
Он не ответил. Конечно же он не ответил.
Боевой корабль снова взлетел, выбираясь из только что созданной им трясины, и мы на скорости устремились вглубь. Обзорные экраны наполнились дымом, и я потерял вид на город. Мы продолжали двигаться, все быстрее и быстрее. Я начал задаваться вопросом, остановимся ли мы когда-нибудь.
Мне снова стало плохо — возможно, это была запоздалая реакция на шок от того, что меня вытащили из грязи, или от того, что я увидел примарха вблизи, или по одной из сотен других причин. «Мне не нравятся сражения», — решил я. — «Еще повезло, что те, кто должен сражаться в них, так не думают».
Глава 7
Менее чем через час корабль снова сел, и меня выпустили. Бои продолжались, но недолго, по крайней мере в этом районе города. Я очутился в мире тумана и горького на вкус дыма, и тоскливым эхом, когда последние взрывы отзвучали вдали.
Я опустился на корточки, опасаясь, что меня вырвет. Что делать, если вас стошнило в одном из этих костюмов? Что делать, если ты находишься в токсичном облаке и не можешь снять шлем? К счастью, мне удалось сохранить контроль. Кровавый Ангел, который молча следил за мной, больше его это не интересовало. Опасность миновала. Они позаботились об этом.
Я отошел от места посадки, не зная, что делаю и куда идти. Я хотел понаблюдать, понять, как они сражаются, но преуспел только в том, что чуть не погиб, а потом пропустил большую часть боя. Теперь основная часть убийств закончилась — тлеющие улицы вокруг меня уже патрулировали разведгруппы легиона, выискивающие среди руин выживших.
Я решил попытаться получить хоть какой-то обзор, чтобы найти хоть что-то, что я смог бы использовать, когда начну записывать все это для потомков. Я хромал по широкой магистрали, основание которой оказалось завалено изломанными телами убитых и усеяно частями транспортных средств Илехов, пока не наткнулся на полуразрушенный остов большого здания, из которого открывался вид на то, что осталось от остальной части города. Найдя открытый дверной проем, я проскользнул внутрь, а затем поднялся по лестнице. Поднявшись на несколько этажей вверх я наконец оказался на самом верху — широком зале с разбитыми окнами. В углах лежало несколько тел, ни одно из них не двигалось. Судя по виду, это были не воины — просто жители этого злополучного места, попавшие под нежелательное освобождение.
Жертв космодесантников всегда можно узнать. Стандартный лазган оставляет довольно незаметную рану — дыру в том месте, где энергия прожигает ткань и кожу, но оружие, используемое легионерами, не такое. Болтеры — это разрывное оружие. Клинки, которыми они пользуются, гигантские, часто покрытые ужасающей энергией. Они уничтожают тела. Разрезают их на куски и разрывают на части, разбрасывая куски вокруг. Я не слишком присматривался к трупам, потому что знал, что увижу — многочисленные куски мяса, медленно стекающие в огромные пятна крови.
Я пробирался сквозь обломки, пока не оказался на самом краю зала, где до того, как его разнесло в щепки, находились окна. Я смахнул рукавом осколки стекла и уперся локтями в подоконник. Меня обдувал горячий, влажный ветер. Передо мной расстилался цветной пейзаж из грязевых пятен и почерневших руин. Казалось, что на город нахлынуло какое-то огромное и маслянистое море и растворило все вокруг. Несколько зданий все еще стояли, но большинство либо лежало в руинах, либо горело. Я почти смог разглядеть то огромное сооружение, на котором сражался Сангвиний — теперь его окутывал дым, изредка освещаемый вторичными взрывами. То тут, то там мелькали Кровавые Ангелы — тактические отряды, методично прокладывающие себе путь по проспектам, и ведя редкую стрельбу. Атмосферные суда жужжали над полем боя: одни зависали, чтобы оказать воздушную поддержку наземным подразделениям, другие обстреливали далекие цели. До рокота настоящего боя было еще далеко — лишь унылый треск и грохот, когда Ауксилия пробивалась через разрозненные северные укрепления.
Я не видел никаких признаков присутствия примарха. А также, куда делся спасший меня Кровавый Ангел. Его отряд исчез в лабиринтах зубчатых стен, охотясь за тем, что он обнаружил с воздуха.
Я даже не мог понять, что чувствую. С одной стороны зрелище, несомненно, было впечатляющим. Даже беспринципным. Каждый план, который они разработали, был реализован с тем же мастерством, с которым они подходили ко всем своим начинаниям. Они предупреждали обо всем, о чем только могли, сдерживаясь, пока не наступил момент, и сделали то, что обещали. Никакого обмана. Никаких уловок.
С другой стороны, если быть честным, масштаб разрушений оказался тошнотворным. Это были люди. Наш вид. Выжившие в самый мрачный период нашей долгой истории. Было ли наказание соразмерным? Сколько людей останется в живых, чтобы восстановить мир, когда Ангелы закончат свою работу?
Возможно, это и не имело значения. Несомненно, миллионы прибудут на место погибших. Важно то, что Крестовый поход продолжит свое расширение, чтобы охватить все последние остатки старых владений человечества и принести их с пинками и криками в новую эпоху Единства.
Я беспокойно сглотнул. Воздух уже начал приобретать неприятный привкус. В этом месте лежало много тел, а мусоросжигательные печи и команды биоочистки еще не приступили к работе. Я решил, что на сегодня увидел достаточно — где-то, каким-то образом, должна находиться посадочная площадка, с которой я смогу добраться до кораблей на орбите.
Я спустился обратно по пустым лестницам, пробираясь мимо мусора и ящиков со снарядами. Оказавшись на уровне земли, я бесцельно пошел на север, совершенно не обращая внимания на окружающую обстановку. В желудке было пусто, голова кружилась. Надо мной небо становилось все темнее, затененное собирающимися облаками, которые, казалось, были готовы разверзнуться. Дождь был желанным — он смоет всю грязь, чтобы кто-то другой смог начать все сначала.
Когда свет померк, а запах усилился, я сбился с пути. Конечно сбился. Все, что я делал, к чему прикасался, все казалось проклятым в этот день. Я попытался вернуться к транспорту и оказался в месте, которое выглядело еще более разрушенным, чем остальные. Ни один камень не лежал на своем месте. Земля представляла собой волнообразный морской пейзаж из обломков, некоторые из которых еще горели, и мои ботинки скользили и скребли, когда я пытался преодолеть волны.
Я уже почти добрался до дальнего берега, когда сильно поскользнулся и покатился вниз по длинному склону из обгоревшего камня, а потом рухнул в пыли. Протянув руку, чтобы устоять на месте, я уперся в что-то мягкое и податливое. Посмотрев вниз моему взору открылось тело, наполовину погребенное под обломками. Это был один из жителей города, солдат, облаченный в знакомые доспехи из темного металла, но со сбитым шлемом. В отличие от убитых, с которыми я столкнулся ранее, этот не получил катастрофических ранений. На самом деле, я вообще не видел никаких серьезных повреждений; бронепластины выглядели более или менее целыми. Однако, лицо мужчины было ужасным. Его кожа была бледной — белой, как испорченное молоко — и почти полупрозрачной. Под поверхностью виднелись сухожилия, увядшие и сухие. Его глаза выпирали из глазниц, щеки были втянуты и плотно прилегали к кости. Моя рука коснулась его открытого горла, и когда я одернул ее, отпечатки моих пальцев остались на нем.