— Раз в тебя вселился Лазунчик, — сказала бабушка, — то придется тебе постоять в углу до тех пор, пока он не выселится.
Стоять в углу — совсем плохо. Тем более, что бабушка принялась приклеивать жеребенку хвост. А Сане смотреть на это не разрешила.
Стояла Саня в углу, думала. Что же это получалось? С липы она из-за Лазунчика упала. К полке по его приказу полезла. Локоть до сих пор болит. Красного жеребенка очень жалко: ему тоже больно. Значит, что же? Нехороший Лазунчик, вот что. Сам-то он не ушибся, не разбился.
А Лазунчик тем временем придумал:
— Отстоим мы с тобой в углу и полезем.
— Никуда мы не полезем! — рассердилась Саня. — А ты, Лазунчик, нехороший. Уходи!
— И уйду, и уйду! Мне с тобой неинтересно. Ты трусиха, рева и ябеда!
Лазунчик из уха выбрался на плечо. С плеча по рукаву сбежал на юбку. С юбки спрыгнул на пол.
— Трусиха, рева! — донеслось до Сани уже с крыльца.
— Ушел Лазунчик! — вздохнула Саня.
— Тогда можешь выйти из угла, — сказала бабушка.
Наверно, все-таки Лазунчик поселился где-то поблизости. Иначе зачем мальчишки то и дело лазали по деревьям? А один, уже совсем большой, забрался на крышу сарая. И продавил ее. И ему ужасно, прямо-таки совсем ужасно попало от дворника.
Все-таки он нехороший, этот Лазунчик!
