Я так чувствовал. Я чувствовал, что связаны между собой эти адреса, даже не думая о людях, которые по ним жили, о том, что может связывать милиционера и пенсионера-инвалида.
Я ехал в метро и думал, как странно устроено всё в этом мире. Вот жили милиционер Андрей Ступин и пенсионер Василий Бугаев. Оба убиты, и скорее всего, их уже мало кто помнит, а я вот еду через несколько лет после их смерти узнавать и расспрашивать соседей про жизнь этих людей. Жизнь, которая была и которой уже больше никогда не будет.
Про милиционера Андрея Ступина мне мало что смогли рассказать, как я ни старался. Дома он почти что не бывал, дружил исключительно с сослуживцами, знакомств сторонился. Что всем жителям запомнилось, так это то, что у него всегда можно было купить дешёвые меховые шапки, которые этот народный умелец шил сам в свободное от службы время.
Злые языки, правда, поговаривали, что шапки эти пошиты из собачьего меха, который добывал для него некий Васька-Живодёр, выслеживая собак с хорошим мехом, а потом заманивая их и убивая. В основном он промышлял бездомными и приблудными псами, но несколько раз на него грешили в пропаже вполне домашних собак. Но доказать ничего не смогли, хотели его даже отлупить, но оказалось, что он болен, инвалид. Как видно сказалась его работа. Работал же он санитаром в психиатрической больнице.
Как только я это услышал, меня словно током ударило: вот он, Санитар! Но тут же я услышал, что этот самый Живодёр тоже погиб, почти в одно время с милиционером Ступиным. И тут до меня дошло, что этот самый Васька-Живодёр и есть пенсионер-инвалид Василий Бугаев, о котором я собирал сведения.
Конечно, это было разочарованием, но в то же время я кое-что открыл для себя. Ведь серийным убийцей вполне мог быть и человек больной психически. И те самые два года, когда про него ничего не было слышно, он мог провести в психиатрической больнице, а не в отъезде и не в местах лишения свободы, куда по некоторым соображениям опытных оперативников мог нырнуть Санитар, специально совершив мелкое преступление.
Про Андрея Ступина мне практически ничего не удалось узнать интересного. Хотя он в этих дворах вырос, но вот странная вещь: про родителей его, уже умерших, рассказывали много и охотно, при этом вспоминали случаи из жизни, словно они были живы. Как только заговаривали про родителей Андрея, лица моих собеседников светлели, глаза теплели.
И наоборот, стоило повернуть разговор к Андрею, как собеседники скучнели и мямлили, что да, помнят, конечно, но близко знакомы не были. Друзей во дворе не было, разве что в детстве. Дома бывал редко, общался с соседями мало. Жил сам по себе.
Я отчаялся узнать что-то об этом нелюдимом милиционере, хотя мне в красках описали его страшную смерть все, с кем я ни разговаривал. Если бы не трагическая гибель, наверное, его бы и не вспомнили.
Я отправился на соседнюю улицу к дому, в котором жил пенсионер-инвалид Василий Бугаев, с экзотическим прозвищем Васька-Живодёр. После того, как мне практически ничего не удалось узнать об Андрее Ступине, я рассчитывал с лихвой возместить мою относительную неудачу в разговоре с соседями Бугаева. Он всё же прожил здесь почти всю жизнь.
Помнили его хорошо и рассказывали намного больше, чем об Андрее, хотя в их характерах было много общего. Василий Бугаев был так же нелюдим и малообщителен, но любил выпить, а выпивши ему нужно было общаться, возможно поэтому его так и запомнили: плохо выбритого, пьяненького, хихикающего и потирающего ручки.
Ещё помнили, что у него были вечные проблемы с работой. Он старательно выискивал такую службу, на которой не надо было особенно напрягаться, но то, что со стороны казалось лёгким, на деле оборачивалось всё тем же кругом обязанностей. Кем только не поработал Бугаев! Был он почтальоном, торговал квасом, мёл улицы, клеил афиши, но везде ему казалось, что работы слишком много. Успокоился он только тогда, когда нашёл работу ночного сторожа в неведомственной охране. Там было тепло, тихо, уютно и спокойно. Заперся на ночь - и спи до утра. Всё бы хорошо, да только заработок маловат. Но подсказал ему один мужик, что за такую же почти работу ночного санитара в психушке платят почти вдвое больше.
Поначалу Бугаев усомнился - психов ночью соблюдать - дело рисковое, но ему пояснили, что большинство психов тишайшие люди, и дежурить ночью в психушке ничуть не опаснее, чем в вычислительном центре. Поехал он на разведку. Встретили его радушно, санитары требовались, тем более на работу в ночное время. Провели его по палатам, показали больных. Василий Бугаев едва не прослезился, наблюдая тихих, роняющих слюну, задумчивых призраков, иначе и назвать нельзя было эти фланирующие по коридору в бесконечном и бессмысленном движении согбенные фигуры с погасшими лицами.
Круг обязанностей у ночного санитара был неширок, к тому же имелись дополнительные плюсы, например, питание от пуза. И плюс к вполне приличной зарплате доплаты за уборку, за риск, ещё за что-то. Когда Бугаев, выбрав момент, спросил у дежурного санитара, велик ли риск, тот ответил, что это всё глупости. Психи вполне покорные и подчинённые существа, инциденты, конечно, случаются, но крайне редко.
Так и стал Василий Бугаев санитаром психбольницы. Там он и нашёл себя. Можно даже сказать, что он был счастлив, соседи вспоминали, что в период работы в психушке он повеселел, стал общительнее, много и охотно рассказывал о своей работе, о психах. Поначалу, когда это было в новинку, экзотикой, его слушали охотно, но постепенно из области анекдотов и забавных случаев из жизни психов, он стал всё больше рассказывать о том, какие они покорные и безответные, как их можно безнаказанно унижать, заставлять жрать бычки из помойного ведра, жевать тряпки...
Вот тогда, а не когда он занялся своим гнусным промыслом собачьего меха, получил Василий Бугаев кличку Васька-Живодёр.
Кончились же его бесконечные издевательства над больными весьма для него печально. Кто-то не выдержал бесконечных издевательств и бросился на него, тут же набросились и другие больные. На шум прибежал второй санитар, дежурный врач, но из палат повыскакивали ещё больные и вскоре всё отделение бушевало, врач и второй санитар были вынуждены ретироваться и вызывать помощь из других корпусов, звонить в милицию.
А в запертом отделении били Ваську-Живодёра. Били всей толпой, не очень эффективно, поскольку все мешались друг другу. Поваляли по полу в коридоре и попинали от души босыми ногами, а когда он уже в глубине души с облегчением подумал, что всё для него обойдётся парой-тройкой синяков и разбитым носом, его схватили за ноги и потащили в туалет.
Там его сначала заставили жрать из помойного ведра окурки, которые он ел, давясь и кашляя, а потом потащили его к унитазу, куда сперва просто окунали головой в не смытое дерьмо, а потом, войдя в раж и разбушевавшись, стали бить лицом об это самый унитаз. Били сильно, до тех пор, пока он не потерял сознание. Тогда его бросили на полу, с лицом перепачканным дерьмом и кровью.
Когда пришла помощь, все больные уже сидели по палатам, а Бугаева пришлось срочно отвозить в больницу. Там он полежал долго. У него был двойной перелом носа, в нескольких местах была сломана челюсть, выбиты почти все зубы, на лице почти все кости были пере ломаны. Ему делали несколько операций, но вышел он инвалидом. Говорить внятно он почти не мог, да и невнятно тоже. Лицо у него было такое, что дети на улице начинали плакать, увидев его. Один глаз потерял почти пятьдесят процентов зрения, другой - двадцать. К тому же что-то случилось и с головой.