– Привет, – произнес со скамеечки Семенович.
– Здравствуйте. Случилось что?
Паше был противен его собственный голос.
– Самсонова убили.
– Виталика? – изобразил ужас Паша. – Когда?
– Ночью, видимо. Вчера вечером еще живой был. Два трупа. Он и девица его.
– И девица?
– Да. Из тех, что с ним водились. Знаешь ведь?
– Я не присматривался.
Из самсоновского подъезда вышла баба Даша.
– Увезли их уже? – спросил Барсуков.
– Полчаса назад, – ответил Семенович. – В пакетах пластиковых, как мусор.
– Нельзя так о мертвых, Семенович.
– Он плохо жил и плохо умер, – сказал старик упрямо.
– Вы не любили его.
– Да и ты тоже, Паша.
Семенович поднял глаза и внимательно посмотрел на собеседника. Паша сделал вид, что рассматривает милицейскую машину.
– Милиция теперь все здесь перероет, – сказал почти равнодушно.
Его сейчас нож беспокоил – нож-то он в своей квартире оставил. Глупо.
– Ничего здесь милиция не перероет, – не согласился Семенович. – У них до таких пустяков руки теперь не доходят.
– А до чего доходят?
– Не знаю! – выпалил старик, неожиданно озлобляясь.
Паша поднялся в свою квартиру. Прошел в ванную, достал из укромного места нож. Крови на лезвии не было. «Я зря испугался, наверное, – подумал он. – Ну кто здесь будет искать?»
В комнате наткнулся взглядом на портрет улыбающегося Самсонова. Сейчас Самсонов лежал в пластиковом мешке. В мешке душно, как на Канарах летом. Или на Канарах не душно? Бедняга Самсонов, ему никогда этого не узнать уже.
Паша поужинал, включил телевизор, и почти сразу же раздался звонок. Вертя бездумно нож в руке, Паша подошел к двери, взглянул в «глазок» и отшатнулся – за дверью стоял милиционер. Барсуков вбежал в комнату, заметался, но опять позвонили, и он замер – на мгновение, – швырнул нож под диван, сорвал со стены фото самсоновское и уже знал, что откроет дверь, не посмеет не открыть, хотя и трясся от охватившего его страха.
К его удивлению, милиционер на него не бросился, когда дверь открылась, а остался стоять на лестнице, за порогом, и только спросил негромким голосом, в котором читалась усталость:
– К вам можно?
Паша отступил в глубь коридора, милиционер переступил порог и только после этого поздоровался:
– Здравствуйте.
– Здравствуйте, – нашел в себе силы Паша, но чувствовал уже, что умирает.
– Вы – Барсуков?
– Да.
– Я с вами хотел поговорить.
– Проходите.
Паша почти автоматически все делал сейчас. Милиционера повел не в комнату, а на кухню, потому что в комнате – об этом он все время помнил – под диваном лежал нож. Тот самый.
– Вы об убийстве в вашем доме слышали?
Милиционер, задавая вопрос, в глаза Паше не смотрел, потому что в этот момент опускался на табурет.
– Мне сосед сказал.
– Знаете, значит?
– Без подробностей.
– Погибший – ваш друг?
– Почему же – друг?
– Значит – не друг?
– Не друг.
– А соседи сказали…
– Какие соседи? – спросил поспешно Паша.
– Ваши соседи, – обернул к нему свое усталое лицо милиционер. – Они сказали, что вы дружны были с погибшим.
– Нет!
Милиционер смотрел на Пашу внимательно и казался несколько удивленным.
– Мы в детстве дружили.
Ах, как плохо он сказал. В детстве дружили, а сейчас – нет. Поссорились? А почему? Так ниточка и потянется.
– А потом рассорились? – спросил милиционер.
– Нет, – сказал Паша, внешне оставаясь спокойным. – Просто во взрослой жизни – свои заботы. Вы согласны?
– Пожалуй.
Хороший ход! Чуть-чуть укрепить надо свои позиции.
– Поэтому, хотя мы и довольно часто встречались, целые дни вместе, как в детстве, уже проводить не могли, – позволил себе улыбнуться, но только слегка.
– Встречались – как? – Милиционер посмотрел на Барсукова и выразительно щелкнул себя по кадыку.
– Не обязательно.
Да, именно так надо сказать – «не обязательно». Вроде – да, а вроде и нет.
– На улице, возле дома, встречались иногда. Идешь после работы…
– Он легко шел на контакт? Всегда останавливался, разговаривал?
– Конечно.
Черта с два! В последнее время даже не всегда здоровался.
– И о чем говорили?
– Кто?
– Ну вы с ним.
– А, мы.
Паша задумался, голову повернул и едва не вздрогнул, а сердце сжалось. Отсюда, из кухни, была часть комнаты видна, диван, а под диваном, в пыли, лежал нож. Милиционер сидел спиной к двери, но, когда он повернется, нож увидит, конечно.