Подтолкнул Анну к двери и пошел следом. За ним, как нетрудно было догадаться по цоканью когтей, направилась и собака. Миновали узкий короткий коридор и оказались в большом зале, посредине которого стоял круглый стол, богато накрытый, как для приема высоких гостей. Работал телевизор, шла программа местных новостей, и Анна поняла, что уже поздний вечер.
— Присаживайся. Что будешь пить?
— Водку! — неожиданно для самой себя выпалила Анна. И ухватилась за эту внезапно явившуюся догадку, как за хрупкую веточку.
— Сюрприз, — неподдельно удивился мужчина. — А глядя на тебя и не подумаешь — обычная конторская, пардон, архивная мышка. Хорошо, есть у нас и водка.
Откупорил бутылку, налил водки в пузатую рюмку и подвинул тарелку с красной рыбой, неслышно положил, как вышколенный официант, вилку и нож.
— Извольте откушать.
Прохладная водка огненным комком прокатилась по горлу, дыхание перехватило, и Анна закашлялась до слез. Мужчина с любопытством, изучающе смотрел на нее.
— Еще, — едва прокашлявшись, попросила Анна и пристукнула донышком пустой рюмки о стол.
— Ты что, алкоголичка?
— Нет, просто люблю выпить. — Мысль работала ясно и быстро — оттянуть время, только бы не переиграть под холодным, стерегущим взглядом, который пронизывал ее, казалось, насквозь.
Вторую рюмку она еле-еле выцедила. Дурнота ударила в голову, и стол поплыл перед глазами. Только бы сохранить ясность, только бы не сорваться… Третью налила уже сама, торопливо, расплескивая водку, и сразу же выпила — боялась, что рюмку у нее отберут.
— Нет, так дело не пойдет. — Мужчина отставил в сторону бутылку, отодвинул пустую рюмку. — Лучше рыбки пожуй…
— Не хочу, — капризно сказала Анна и отодвинула тарелку. — Я так давно не пила… А еще можно? Жалко, что нельзя, жалко… Может… Может, может, может быть…
Она хихикнула, дотронувшись пальцем до разбитой губы, и сползла со стула на пол. Не переставай хихикать, свернулась калачиком и сунула ладонь под голову. Теперь, пожалуй, и притворяться сильно не надо — водку она пила в последний раз в далеком студенчестве, да и то лишь чуть-чуть, и теперь дурная волна так раскачивала, что Анна не смогла бы устоять на ногах. Поэтому лучше лежать и хихикать.
Сильные руки встряхнули за плечи, но Анна даже глаза не открыла.
— Вот черт! Давай сюда! Неужели так поддает?
Кто-то еще вошел в зал, прозвучал другой голос:
— Саныч, может, картину гонит? Водит нас за нос!
— Я ее вообще тогда без носа оставлю. И без ушей. Ладно, тащи на место, отложим до завтра.
Жесткие, как из дерева, руки легко оторвали Анну от пола и унесли в комнату, на ковровую дорожку. Затянулся на запястье тугой узел, и зацокали по линолеуму собачьи когти. На этот раз собака легла у порога, закрыв снизу весь дверной проем. Скрестила широкие лапы, положила на них морду и стала пристально смотреть карими светящимися глазами на Анну, будто изучала ее или старалась запомнить.
Водка брала свое. Покачивался пол, раскрытая дверь вместе со стеной уплывала в сторону, и сильно подташнивало. Анна подтягивала к животу колени, старалась глубоко дышать, чтобы не так сильно душил перегарный запах, пыталась задремать, но всякий раз вскидывалась и снова видела перед собой неподвижные глаза собаки.
Вспоминался ярко отпечатавшийся в памяти недавний сон. Снег, Алексей, идущий по этому снегу босым, леденящий холод и следы, налитые кровью… Снег… А ведь тогда тоже шел снег, он падал и падал, не прерываясь, накрывал своей белизной грязный, неприбранный город, словно истово желал упрятать все его изъяны. Густо валил, плотной стеной, не оставляя в белой мешанине даже малого просвета. Анна, возвращаясь с работы, не торопилась, как обычно, быстрее добежать до трамвайной остановки. Медленно брела по парку, пустому и тихому в этот вечерний час, как будто купалась в снегопаде, который чудно блестел и переливался в свете фонарей. Под фонарем, на лавочке, она и разглядела… Сначала — сгорбленную фигуру, на которой уже лежал маленький сугробик. Подошла, дотронулась до плеча, спросила:
— Вам плохо?
В ответ фигура пошевелилась, с нее посыпался снег, голова приподнялась, и Анна сразу узнала — Алексей Богатырев, Господи, да как же так?! Неужели..
Красивый, статный, он, казалось, парил над сценой актового зала пединститута, именно парил, а не стоял на ней, завораживая зал чуть хрипловатым, но удивительно проникновенным голосом: