Я откашлялся и попытался вставить, что, мол, я и пытался сказать это комиссии. Однако под строгим взглядом шефа осекся.
– Ну да, именно это ты и собирался сообщить комиссии. Открыть глаза нам, ничего не понимающим старикам. Объяснить, что ООП попусту транжирит деньги налогоплательщиков, а ее чиновники заняты лишь собственной карьерой. Ты это хотел сказать?
Я понуро кивнул. Шеф усмехнулся:
– Поэтому тебе и велели заткнуться. Не надо рассказывать пожилым людям элементарные истины. Они знают лучше. Поэтому и сидят за столами, а ты подставляешь свою задницу под бандитские пули.
Шеф взглянул на меня, ожидая моей реакции, не дождался и продолжил:
– Так вот, вернемся к твоей миссии на Терции. Она, конечно же, была необходима. Без твоего вмешательства мы здесь, на Земле, ничего не могли сделать. Только поставив руководство фонда перед фактом, что проект уже не действует, мы смогли добиться объективного рассмотрения ситуации и окончательно закрыть проект обводнения Терции. Ты свое задание выполнил, и, мое мнение, никаких претензий к тебе быть не должно. Человеческих жертв не было, а экономический ущерб в конечном итоге только помог предотвратить еще большие бессмысленные траты. Я уже не говорю об экологической катастрофе.
Я воспользовался тем, что шеф ненадолго замолчал, и решил воспользоваться случаем, чтобы разрешить мучивший меня вопрос.
– Кстати, о материальном ущербе. Вы ведь не всерьез сказали, что вычтете стоимость атомных мин из моего жалования?
Этого шеф не выдержал. Он поднялся из кресла и, нависая надо мной, зарычал:
– И вот тут мы подошли к самому интересному моменту нашего разговора. О том, КАК ты выполнил свое задание. Я тебя посылал блокбастер снимать? Ты решил получить Оскара за кадры с видами климатической установки, погибающей в атомном взрыве? А ты подумал, какой резонанс будут иметь твои взрывы? Страшно даже подумать, чем все это могло кончиться!.. Тебе как сотруднику Организации предоставлена практически неограниченная свобода действий. Однако это не значит, что нашим агентам позволено взрывать к чертовой матери не понравившиеся им города и веси. И, кстати, это также не означает твоей полной безнаказанности. Позволь тебе напомнить, что Организация была создана с целью негласного контроля над ООП. Повторяю: негласного. Наша цель корректировать ее действия и исправлять ошибки. Причем заметь самое главное – мы делаем это так, чтобы никто, понимаешь, никто об этом не узнал. Таким образом, мы, с одной стороны, помогаем сохранить ООП ее лицо, а с другой, компенсируем негативные последствия ее деятельности.
Я кивнул.
– Организация – это один из самых законспирированных институтов Земли, но в конечном счете мы не всесильны. У нас тоже есть начальство. Нас тоже тщательно проверяют и контролируют. Мы регулярно отчитываемся за свою деятельность. Впрочем, все это ты знаешь или догадываешься. А вот чего тебе знать было не положено, так это то, что в последнее время находится все больше и больше желающих приструнить или вовсе закрыть нас. Они ищут любой повод, чтобы лишить нас части или даже всех наших полномочий и привилегий. Мы торчим у них как кость в горле. Они уцепятся за любой повод, чтобы всем вместе навалиться на нас и уничтожить. Поэтому именно сейчас мы должны работать вдвойне осторожно.
Я снова кивнул.
– И в такой ситуации ты устраиваешь погром на Терции! Ты хоть можешь представить себе, каких усилий мне стоило отмазать тебя и всю Организацию после твоего несанкционированного атомного взрыва?
– Двух, – быстро поправил я.
– Что? – переспросил шеф.
Это моя маленькая хитрость. Шефа надо отвлечь, и все будет в порядке. Он не может долго орать на одну и ту же тему.
– Я говорю: взрывов было два.
– Все равно! Я повторяю: несанкционированного атомного взрыва! – продолжал бушевать шеф, но это был уже не тайфун, а так, небольшой шторм. Макар Иванович уселся в кресло и сообщил мне: – Так вот, с этого момента и до моего особого распоряжения я ввожу персонально для тебя мораторий на применение ядерного оружия. Вообще, больше никаких мер массового воздействия крепче мордобоя.
– Но, Макар Иванович, а как же я без…
– Я сказал!! – хлопнул ладонью по столу шеф. Так Каменный Утес объявлял, что в связи с продовольственным кризисом в пещере на обед племя будет есть его любимую тещу. Так, наверное, говорил великий вождь Ин-Чу-Чун, объявляя, что завтра его трусливый племянник пойдет в одиночку ловить дикого буйвола и вернется со шкурой или погибнет настоящим мужчиной. Так министр финансов объявляет, что государственный золотой запас разворован и с завтрашнего дня держава переходит на валюту соседней страны. Много можно привести примеров, заканчивающихся грозным «Я сказал!». Общее у них в том, что такие приказы принимаются подчиненными беспрекословно и единогласно. Мне оставалось только пожать плечами.
– Как прикажите. Разрешите идти?
– Нет, сиди здесь!
Раскрасневшийся Макар Иванович отрицательно покачал головой. Он поднялся со своего места, не торопясь прошел к шкафу, открыл его и достал большую красивую бутылку водки. Все так же не торопясь он налил себе в пузатую хрустальную рюмку и с чувством выпил. Откуда-то из того же шкафа он достал соленый огурец и, аппетитно хрумкая, пошел обратно. Я почувствовал, как мой рот наполнился слюной.
– Тебе не дам, ты на работе, – прочитав мои мысли, сообщил шеф.
Я деликатно промолчал.
– Так вот, дружочек, если ты думаешь, что эта комиссия по твою голову была последней, то ты жестоко ошибаешься. Сегодня была внутренняя дисциплинарная комиссия, практически все мои старые приятели. Но не пройдет и пары дней, как придется повторять все сначала, только другим составом. Ты уже понял, что доброжелателей у нас море, а тут такая возможность сожрать нас с потрохами. Сделают из тебя козла отпущения, а под этим соусом достанется и всей Организации. Так что тебе надо срочно исчезнуть из поля зрения.
– А у меня как раз отпуск неиспользованный за три года, – намекнул я.
– Отпуск не годится, – отмахнулся шеф. – Отзовут.
– А я спрячусь куда-нибудь подальше… – Я все еще на что-то надеялся, как будто забыл, что, отправляясь в отпуск, агент обязан предоставить контактные адреса.
– Лучше я сам тебя запихну подальше, – решил шеф. – Дай мне подумать.
Он думал, а я сидел и исподволь разглядывал его. Макар Иванович Ленский, мой непосредственный начальник, царь и бог, глава российского отдела Организации, сидел за своим необъятным столом, откинувшись в кресле и неподвижно уставившись в потолок. Я знаю его уже десять лет. С тех пор как шеф оставил оперативную работу, он слегка обрюзг и отпустил животик. Пожалуй, это его единственная особая примета, если в наш век излишнего веса легкую полноту можно считать отличием. А так, внешность у Макара Ивановича абсолютно не запоминающаяся. Среднего роста, глаза карие, волосы темные, но не слишком, лицо правильное, фигура стандартная, слегка сутулится при ходьбе. Обычный обыватель, каких миллионы. Почтенный отец семейства, наемный служащий некрупной фирмы. Мечта всей жизни – накопить пенсию и уйти в отставку. Человек с такой внешностью мгновенно растворяется в толпе. Вы можете разговаривать с ним более часа, и потом вам не удастся описать его. Даже профессионал с трудом может составить его фоторобот. Мы специально проверяли, и у всех получались разные люди.
Но внешняя мягкость и слабость обманчивы. Внутри этого человека находится стальной стержень. Скорее, даже не стержень, а пружина, упругая, туго стянутая. Распрямляясь, она заставляет вращаться вокруг него всю нашу команду. Он отдает себя работе без остатка и требует того же от других. Он тиран и деспот. Он пьет из нас соки и закусывает нашими телами. Он заставляет нас делать невозможное, а потом морщится и заявляет, что мы последние лентяи и бездари. Мы его ненавидим и обожаем одновременно.