Санька слушала его и не верила. Что значит - умерла? Значит, ее больше нет? Осталась любимая чашка на холодильнике, недовязанный шарф, сиротливо свернувшийся в кресле, начатая коробка любимой бабушкиной "Коровки", а бабушки уже нет? Как же так? Кто будет готовить вкуснейшие оладьи к чаю, пять раз в день кормить вечно голодную Мотю, каждый вечер с радостью встречать Саньку из института? А как же Марат? Кто будет каждый день будить его на работу?
При мысли о Марате внутри что-то дрогнуло, и тяжелое, беспросветное горе заклубилось черным дымом, беспрепятственно заползая во все щели, не давая вздохнуть и разогнуться. Марат. Если бы он вчера все-таки привез лекарства, все могло быть по другому. Дорогие мои старики...
- Бабушка!!!! - Боль все-таки прорвалась криком, потекла из глаз горькими слезами.
Стоящий в углу фикус вдруг резко прыгнул вперед, но от близкого знакомства с больничным линолеумом ее уберегли руки врача. Под нос сунули смоченную нашатырем ватку, и серый мир, качнувшись пару раз туда-сюда, обрел свою привычную форму. Нужно было звонить Марату, что-то делать, куда-то ехать. Зачем..?
Похороны были пышные, но для оглохшей от горя Саньки прошли как-то стороной. Она все всматривалась в знакомое до последней морщинки лицо, пытаясь представить, как это - она завтра утром проснется, а бабушки нет.
На поминках сердобольная соседка, не вынеся потерянного взгляда девушки, от души налила ей в стакан коньяка, и непривыкшую к спиртному Саньку моментально сморило. Марат отнес ее в комнату, небрежно набросил на ноги плед и вернулся за стол. Страдать напоказ оказалось гораздо интереснее, чем везти бабке лекарства.
Просыпалась Санька тяжело, муторно. С трудом доковыляла до ванной, подставила страдающую головушку под струю холодной воды. Организм брыкался и пытался вырваться, но Санька героически терпела до тех пор, пока головная боль в ужасе не сбежала к более сговорчивому клиенту.
Пошатавшись по пустой квартире, Санька пошла на кухню, сделала себе крепкий чай и достала творог из холодильника, нужно же покормить Мотю.
Собачьих мисок на полу не было. Санька заглянула в мойку, там тоже было пусто. Липкий страх очередной потери скользким змеем вполз под рубашку, заставив поежиться. Ведь когда она бездумно бродила по квартире, Мотя ей навстречу не попадалась.
- Мотя, Мотинька! Собака моя, иди кушать!
Квартира ответила Саньке тишиной.
Вопреки здравому смыслу, который упорно подсказывал, что миски сами собой не испаряются, девушка быстро одевалась, собираясь на поиски этой ушастой шарообразной вредины. Когда открывшаяся входная дверь явила миру довольного, сильно подвыпившего Марата, вместо "Здравствуй" ему прилетел в грудь острый девичий кулачок, а в лицо - истеричное "Где Мотя?".
Марат отпихнул Саньку с дороги, неспешно снял ботинки, повесил на вешалку пальто и только тогда соизволил ответить:
- Что значит - где? Усыпил, конечно.
- Усыпил? - у Саньки подкосились ноги и она опустилась на подставку для обуви. - Но зачем?
- А зачем мне старая бесполезная собака? Какой с нее толк?
- Бесполезная? Толк? - Саньку затрясло от злости и обиды. - Так ты и к бабушке потому не спешил? Тоже старая и бесполезная?
- Ну-ну, не преувеличивай. К тому же со стариков, если с умом взяться за дело, можно много чего поиметь.
Когда-то такое привлекательное для Саньки лицо искривилось в глумливой гримасе, словно сползала с него плохо прорисованная маска с ангельскими чертами, а под ней оказались чьи-то замаскированные рожки.
- Ты что же думаешь, я себе "Вольво" на зарплату купил? Черта с два я бы возился просто так с этими старперами. Я же говорил тебе не раз: "Дорогие мои старики..."
Хлопнув дверью, Санька выскочила в промозглый осенний вечер. Злые слезы жгли глаза, губы шептали проклятья, ноги сами собой несли куда глаза глядят. Но не одно горе не может длится вечно, и задубевшая на холодном ноябрьском ветру Санька вдруг обнаружила себя на окружной дороге. Не нужна, никому не нужна... Мимо с ревом проносились огромные фуры, неслышно проскальзывали солидные джипы, шелестели шинами отечественные "Жигули" да покачивались, как на волнах, двухэтажные автобусы дальнего следования. Два шага вперед, и не будет кошмара последних дней, не будет горьких слов Марата. Ведь за дальнейшее проживание в квартире оплату с нее потребовали совсем не деньгами. Бабушки, единственного дорогого человека, больше нет, а значит, и ей здесь нечего делать.
Санька решительно сделала шаг вперед, и тут рядом с ней остановилось огромное чудовище, извергающее черный дым. Если снизу оно при бурной фантазии еще могло сойти за мотоцикл, то верх его венчало что-то заросше-лохматое, со страшными черными рогами на шлеме. Огромная лапища протянулась вперед и Санька охнуть не успела, как оказалась на сидении впереди рогатого монстра. Не спрашивая, ей на голову тоже нахлобучили шлем, и только потом голос, которым при желании можно было легко сотрясать Эйфелеву башню, поинтересовался:
- Ну что, мелочь, поехали?
Дикий мустанг вздрогнул всем телом, громила наклонил свою рогатую голову и они понеслись навстречу ветру. Не сказать, чтоб Саньке стало сильно теплее, просто теперь ветер бил только в лицо. Впрочем, терпеть холод оставалось недолго, скоро мотоцикл лихо вкатился в огромные ворота, над которыми приветственно светилась надпись "Берлога одинокого ковбоя". При виде десятка таких же заросших по самые брови громил, которые не стесняясь в выражениях обсуждали, что и как они будут делать сегодня вечером, Санька моментально согрелась. Ее просто бросило в жар. Но отступать было некуда. Новоявленный личный водитель легко, словно игрушечную, сдернул ее с мотоцикла и поволок за собой.
В баре оказалось на удивление тихо. Сверху лился приглушенный желтый свет, огромные, чисто выскобленные столы, такие же толстые деревянные скамейки, которые наверняка не мог поднять не один драчун, на стенах висели автомобильные диски и рули, а венчал экспозицию мотоциклетный шлем желтого цвета, к которому скотчем были примотаны коровьи рога, и под всем этим великолепием чья-то шаловливая рука красной краской вывела "Здесь был Тед".