Он весь отпуск как проклятый вкалывал на родительской даче, помогая отцу пристроить веранду и утеплить погреб. И только на три дня позволил себе отдохновение души, байкерский лагерь на берегу Мартовского водохранилища. Ох и погоняли они по его крутым берегам наперегонки с ветром, рычанием своих моторов распугивая не только рыбу, но и местных жителей. И надо ж тебе, когда он уже почти подъезжал к городу, мечтая только о том, чтоб побриться и помыться, попалось это глазастое чудо, готовое шагнуть под машину.
Чудо сидело на полу, безвольно опустив голову и ссутулив худые плечи. Это была даже не обреченность, какая-то животная тоска по всему несбывшемуся, что осталось у нее в прошлом, и по всему несбыточному, которое он поломает ей в настоящем.
Марат молча поднял Саньку на руки, второй раз за вечер закидывая на кровать.
"Эдак я привыкну скоро" - хохотнул про себя.
- Значит так, хочешь спать в одежде - спи в одежде. Только одеялом поделись. На пол не пойду, даже не рассчитывай, я тебе не цуцик прикроватный.
Санька молчала. Вышедший из душа тридцатилетний мужчина разительно отличался от того чудовища, которое украло ее на трассе.
- Марат, Марат, ну подержи, она меня не слушается. - Канючила Санька, пытаясь удержать на поводке псину самого кабысдохистого вида, правда, размером с теленка.
- А вот не надо всякую дрянь с помойки в дом таскать. - Голос мужа громыхнул прямо над головой, и Санька в очередной раз порадовалась, что Эйфелева башня от них далеко, а значит, у нее есть шанс устоять. - Мне что, больше делать нечего, в собачьих задницах хвосты крутить. Сидеть, зараза!
От грозного окрика присела не только собака, но и все прохожие в радиусе трехсот метров. Даже вспорхнувшие было голуби, и те чинно расселись на проводах, надеясь, что собачий владелец до них не дотянется, но на всякий случай выполняя команду. Только Санька безмятежно открыла баночку с лекарством, перехватила руку мужа и, быстро поцеловав в ладонь, щедро плюхнула туда мази.
- Мажь давай, пока собака опять крутиться не начала.
В следующие пять минут Санька с удовольствием прослушала, что ее муж думает о бездомных собаках и безмозглых дурочках, которые тащат этих собак домой. Только теперь ее это абсолютно не смущало. Голос, единственное, что осталось от страшного незнакомца после ночного перевоплощения в "Приюте одинокого ковбоя", звучал по прежнему громко и резко, да и слова ее муж подбирал не самые нежные, зато что касается дела, на него всегда можно было положиться. Вот и сейчас, не прерывая гневной тирады, Марат втирал мазь в облезлый собачий хребет.
- И чего так орать? - спокойно поинтересовалась Санька, когда ненавистная обоим сторонам процедура была закончена. - До поездки к твоим родителям еще целых три недели, у Ника все успеет зарасти. Анна Ивановна наверняка будет рада новому питомцу, да и Владимиру Николаевичу будет чем заняться. Сам же говоришь, скучно ему на пенсии, а тут будку сколоти, за кормом сходи, выгуливать опять же.
Чем не забота?
- Да уж, забота. - Усмехнулся Марат. - Скорее забава старикам.
Мотоцикл протарахтел по пыльной улице и остановился у аккуратного домика с голубыми ставнями. Спрыгнувшая девушка сняла мотоциклетный шлем, давая легкому ветерку вдоволь наиграться с отросшими волосами. Из дома пахло блинами и Санька поскорее толкнула калитку.
- Эгей, я приехала! А где все?
- Санечка приехала! - разрумянившаяся от печки Анна Ивановна уже спешила навстречу любимой невестке. - А мужики за яблоками пошли.
У нас тут заброшенный сад недалеко, так старый черт Марата туда поволок, не сидится ему на месте. Да ты проходи в дом, сейчас обедать будем. А вечером варенья наварим. Марат мне одной не дает: " Не смей, - говорит, - тазы таскать."
Мужики вернулись груженные и довольные, и сразу же отправились что-то чинить в сарае, оставив Саньку отдыхать под раскидистым орехом.
Она рассеянно чесала лобастую собачью башку, устроившуюся у нее на коленях.
- Вот видишь, какой ты стал красивый, какой ты стал пушистый, одно загляденье! В следующем году на выставку беспородных собак с тобой пойдем, ты у нас еще чемпионом станешь.
Ник жмурился, привычно скрывая свои нелегкие собачьи мысли.
" Дрянью какой-то всего измазали, нацепили ошейник, шагу ступить не дают. Загрызу, честное слово, загрызу. Разве пристало порядочному двортерьеру, как какой-нибудь болонке, по три раза в день вокруг парка круги наворачивать. И с земли ничего подбирать не дают. Разве это жизнь? Загрызу. Потом. Пока пусть чешут. На новой подстилке так сладко спится, в миске еще две тефтельки остались. Да и на выставку надо сходить. Я же еще никогда не был чемпионом. Вдруг мне понравится? "
Из сарая раздавался визг пилы, стук молотка, но все перекрывал голос Марата:
- Ну ты даешь, бать. Зачем ему второй этаж? Тоже мне принц Датский. И так будка половину двора занимает, ты еще смотровую площадку ему придумал.
- И придумал, - сердился в ответ Владимир Иванович. - У него из будки никакого обзору, а так он хоть окрестности осмотрит.
- Бать, да не мучайся ты с этой доской, я тебе сейчас другую найду.
Марат вышел из сарая и Санька мигом юркнула ему под мышку.
- А Анна Ивановна этому зверю еще и тефтельки отдельно готовит, - заговорщицки прошептала на ухо.
- Старики, - усмехнулся Марат, притягивая Саньку поближе. - Дорогие мои старики...