В поселке распахнулись двери.
— Самолет, самолет! — кричали со всех сторон.
Над головой со свистом принеслась двукрылая «Аннушка». Опять взвилась и пошла в сторону.
Ребята мчались наперегонки.
— Генка! — окликнула сына тетя Феня. — Наверное, почту на сброс. Посмотри, не затерялось бы чего, — и тоже побежала.
Со школьного пригорка кубарем скатился и Саня.
— Какумэй! — возле него остановился Анелькут, разглядывая Санькины торбаса. — Однако надо, чтобы не сползали. — Он вынул из кармана сыромятный ремешок, разрезал его надвое и ловко перевязал Санькины щиколотки… — Вот так!
Самолет сделал еще круг и, зайдя со стороны Столовой сопки, начал снижаться. Ом плюхнулся в снег возле самого поселка, покатился, вздымая вокруг себя метель. В фюзеляже распахнулась овальная дверь. Из нее выпрыгнул среднего роста мужчина в шляпе, в осеннем пальто, и, что совсем странно, в ботинках.
— Чудак командировочный, — улыбались буровики, глядя, как тот смело побрел через сугробы. — Видать, в Петропавловске-то еще осень.
Санька смотрел, смотрел, да как завизжит:
— Папа, папа мой! — и стал вырываться из сестриных рук.
Отец подбросил Саню высоко на руках, потрепал по голове подбежавшую Наташу, и нетерпеливо осматривая толпу, спросил сразу у обоих:
— Где же мама?
— На буровой, — ответила Наташа.
— На скважине, — пояснил Саня.
Отец вздохнул и, обняв сына и дочь, сказал:
— Ну пошли, показывайте, как живете.
Мать задержалась на буровой со своими исследованиями на трое суток. Зима за это время развернулась вовсю — гудела в трубе, визжала в промерзших углах, стучала в дверь. В доме холодина! С западной стороны его занесло снегом и не продувало, зато возле двери получился уголок вечной мерзлоты. И сколько Санька ни окалывал лед, все равно тот нарастал. Из-за внутренней фанерной обшивки посыпалась всякая труха и опилки. Напихали туда тряпок, но тепла не прибавилось.
Наташа в школу не ходила, да и никто не занимался. На улицу носа не высунешь. Снегом засыпало окна. По поселку пустили трактор, дядя Петя проложил бульдозером дорогу к магазину, к конторе и пробил подходы к домам.
Печку пришлось топить без конца. Железо так накалялось, что нечем становилось дышать. Но сверху жарко, а у пола холодно. За ночь все промерзало: вода, хлеб, каша… Утром, как затопят, стены начинали «плакать» — таял иней. С окон текли ручьи — только успевай вытирать…
Мать приехала поздно вечером. Первым о ее приезде догадался Саня, сразу же, как только послышался возле дома лязг тракторных гусениц, на морозе особо громкий. Она вошла в комнату замерзшая и усыпанная снегом, с закопченным от костров лицом. Поздоровалась и стала сбрасывать с себя одежду — овчинный полушубок, лохматую мужскую шапку-ушанку, собачьи унты, ватные брюки, свитер и еще кофту, делаясь все тоньше. Отец принялся раздувать не успевшую остыть печку, а Наташа поставила на нее ведро с водой.
Саня в полудреме спросил:
— Мамочка, нефть нашли?
— В следующий раз найдем, — ответила мать и в первый раз улыбнулась отцу.
Утром случилось еще событие.
В спальне, которая отделялась от кухни дощатой перегородкой, раздались звуки — переливчатое рыканье:
— Рлл, — рр-рлл…
А через секунду увереннее, громче:
— Ррр-ррр-ррр!
— Да ведь это Саня! — сообразила Наташа.
Верно! Саня подлетел к столу и, яростно рыча, повис на шее отца.
— Папа, папа, получается! — захлебываясь от счастья, закричал он. — Р-р! Пара-ход. Р-р. Парр-ра-ход!
От отца перебрался к матери:
— Каррротатаж! Буррровая!
— Получается, Санечка, получается, — радовалась мать.
Саня, не переставая рычать, повернулся к двери.
— Ты куда? — мать перехватила его возле порога. — Завтракать надо.
— Я сейчас, — барахтался Саня у нее на руках. И, вырвавшись, выбежал на улицу:
— Пароход, кароттаж! Р-р-р-р!
— Каррр-р, — отозвался с тополя ворон.
— Карр, — ответил ему, передразнивая, Саня. Он нарочно сбегал к Генке под окно и кричал там во все горло «пароход» и «кароттаж», пока тот не вышел на крыльцо и не похвалил. Сбегал и к буренке, она и ее сын-бычок тоже очень внимательно выслушали. Потом он играл в собаку, рыча на псов, которых встречал на улице, и те, как будто понимая радость малыша, дружелюбно повиливали хвостами.
— Саня-то совсем большой стал! — удивлялись все, кто его слышал.
Жизнь у Саньки настала хорошая. Мать уезжала на буровую или занималась в конторе. Наташа в школе, а ему что? — отец дома. И печку вместе истопят, и обед сварят, и на водой на речку сходят, и мать вместе ждут. Дров накололи столько, что весь коридор забили поленницей. Но счастье длилось недолго, всего лишь неделю: отец стал собираться в отъезд.