Заметил Владимир, что Софья Николаевна не рада его приезду, но как успокоить девушку не представлял. Да и как успокоить-то, если маменька их и рядом усадила, и все вздыхала и руками всплескивала, глядя на них. Только егоза Лизаветка своей болтовней и спасала от неприятных разговорах о женитьбе.
— Надолго приехали, Владимир Петрович? — начала разговор графиня.
— Не очень. Всего на две недели, плюс дорожные, из которых я два денечка сэкономил, прибыв верхом, без слуг и вещей. А так только-только две недельки и вышло бы.
— Как служится у наследника-цесаревича? — продолжала вести разговор хозяйка.
— Тяжело, очень требователен наследник, — притворно вздохнул Владимир, откусывая ароматный пряник и запивая его чаем из чашки. Кухарка у Извековых замечательные пряники пекла, не хуже тульских, что уж тут лицемерить. Много за чаем мог съесть их Владимир. Ему всегда было стыдно за свой неуемный аппетит, но уж больно вкусны были пряники.
Софья Николаевна молчала, не ела, не пила, только нервно теребила подол платья, да бросала незаметные взгляды на калитку сада. И не зря, по тропинке к ним направлялся молодой человек на вид лет двадцати пяти — ровесник Владимира.
Их представили друг другу. Карл Генрихович фон Керн служил доктором в уезде и по просьбе или по приказу предводителя дворянства обслуживал деревеньку Извековых. Видимо, хороший был он доктор, если в деревне больных и хворых не наблюдалось — об этом сплетничали все в округе.
Софья Николаевна сразу засуетилась, расцвела, молодому человеку саморучно чаю налила и пряников положила в блюдце.
«Вот ты по ком сохнешь, милая», — усмехнулся про себя Владимир, но виду не подал, и как беседовал, так и продолжил, как будто ничего не произошло. Но тут вдруг Катерина подсела к нему поближе, как будто случайно, отсадив Лизаветку подальше по причине, что утомила та гостя. А сама то прикоснется к руке Владимира словно нечаянно, то засмеется громко и невпопад.
В общем, засиделся он в гостях почти до сумерек. Проводить его вызвался доктор, сославшись, что им по пути. Впрочем, им, действительно, было почти по пути, его попросили навестить престарелую бабушку Завалишиных, еще одну из соседей Татищевых.
— Владимир Петрович, — обратился к нему доктор, когда они покинули усадьбу Извековых, и неспешно покачивались рядом верхом на лошадях. — Простите, великодушно, но я хотел побеседовать с вами о Софье Николаевне.
— Слушаю вас, — вежливо отозвался Владимир, понимая, что разговора не избежать, только о чем с ним хочет беседовать молодой мужчина, не понимал. Они с Софьей не обручены, клятв, даже шутейных, друг другу не давали никогда.
— Понимаете, так сложилось, что мы с Софьей Николаевной полюбили друг друга. И все бы ничего, только матушка ее очень хочет породниться с вами. Она по несколько раз на дню произносит это, чем выводит Софьюшку из душевного равновесия. Катенька захотела ей помочь, только не знает, как сказать вам об этом. Они сговорились, чтобы маменька не пристала к Софьюшке с разговорами о венчании, Катенька готова объявить себя вашей невестой, если вы согласитесь. Вам бы это тоже ничего не стоило, вы ведь пробудете всего две недельки, мне Софьюшка сказала, а потом опять на службу уедете. А потом, как будто Катенька вас разлюбит, и брак не состоится — была молодая, глупая.
Владимир громко рассмеялся.
— Не смейтесь, пожалуйста, нам совершенно не до смеха. Марья Алексеевна ни от вас, ни от Софьюшки просто так не отстанет, пока не появится другая из ее дочерей в претендентках. Ведь у вас же нет невесты, она справки наводит непрерывно, ей письма из Петербурга с донесениями шлют. Софья Николаевна случайно видела.
— Что ж, — продолжил смеяться Владимир, — похоже, мне придется принять ваше неожиданное предложение. Вижу сам, что Марья Алексеевна хочет что-то предпринять. Да и счастья вам хочется пожелать. Объявимся мы с Катериной женихом и невестой. Подождем до ее восемнадцатилетия, а там помолвку разорвем.
— Спасибо, — доктор подъехал ближе к Владимиру и протянул для пожатия руку. — Я всегда верил, что вы благородный человек и Софье Николаевне дружескими чувствами готовы помочь.