Санька снова разулыбался и, подхватив все, чтобы уже не возвращаться в людскую, исчез за дверью.
Он на цыпочках подошел к спальне Владимира, не стучась, а, только чуть-чуть приоткрыв дверь, заглянул внутрь. Тот спал, разметавшись на кровати и скинув покрывало, которым накрывал его Санька.
«Надо бы прикрыть его», — мелькнула мысль у него, когда он очень тихо, стараясь не зашуметь и не разбудить барина, ставил сапоги у стены. Постояв так несколько секунд, все же прошмыгнул в комнату и накрыл снова Владимира. А потом, не удержавшись, провел рукой по его волосам, убирая их с лица. Еще несколько мгновений полюбовался спящим барином…
Не открывая глаз, Владимир втягивал носом сладкий Санькин запах. Ну, не снится же ему это?! Как во сне — легкий мазок острожной рукой по его губам и щеке, а дальше только легкий скрип половиц и осторожное закрывание дверей. Владимир улыбнулся. Вот от такого легкого прикосновения ему вдруг сделалось так хорошо и приятно, что жить и дышать захотелось полной грудью. Боясь спугнуть ощущение счастья, он неспешно открыл глаза: комната слегка вращалась, сказывались бессонная ночь и выпитый коньяк. Что ж, он постарается больше не позволять себе такого.
— Тьфу, ты, — выругался Владимир, садясь на кровати и держась за голову, так как все поплыло перед глазами. — И зачем я Саньку в Разгуляевку за водкой отправил? Кто ее теперь пить будет? Мне она уже точно не нужна.
Когда он смог нормально смотреть на мир, то заметил у стены свои сапоги, вычищенные до блеска.
«Надо же, даже Павел, мой слуга в Петербурге, никогда не мог их так начистить! Что же Санька с ними сделал?» — Владимир был совершенно ошарашен и искренне удивлен, во-первых, расторопностью паренька, а во-вторых, тщательностью выполненной работы.
А еще Владимира поразило то, что он, раздетый до подштанников, был заботливо уложен в постель и накрыт покрывалом, а его одежда аккуратно висела на спинке кровати, что означало, раздевался он, скорее всего, не сам. Тогда кто? Кроме Саньки, никого он не помнил рядом с собой. Неужели… И опять улыбка блаженного растянула губы Владимира.
Так и не донес Санька водку до молодого барина, а если быть точнее, то он ее вовсе даже не успел купить. По дороге его перехватил Петр Николаевич, которому успели доложить, что видели Саньку, покидающего усадьбу, и граф верхом кинулся догонять его вослед.
— Санюшка, — барин на ходу подхватил свою актрису подмышки и усадил перед собой на коня, бережно придерживая. — Милый, ты бы не рисковал перед представлением, не уходил бы из усадьбы без надобности. Ведь сам знаешь, все на тебе держится. А вдруг в деревне бык какой на тебя набросится или деревенские мальчишки. Они хоть у меня и смирные, и один и другие, но всяко бывает. Зачем тебе надо в деревню? Сказал бы мне, я все бы сам сделал. Вон как сердечко колотится.
— Нет, барин Петр Николаевич, ничего мне не надо в деревне, просто прогуляться решил перед репетицией! — ответил ему Санька. — Устал я чуток.
— Потерпи немного, отыграем спектакль, а там с тобой на отдых поедем, — попросил Татищев. — Потерпи еще пару денечков только.
Санька согласно кивнул — и то верно, спектакль уже через пару дней состоится. Гостей наприглашали со всей округи. А сегодня как раз планировалась вечером последняя примерка костюмов и париков.
Парички, изготовленные для Саньки, как выяснилось, были несколько ему маловаты — его золотистые кудряшки так и норовили высунуться из-под темных буклей. Повздыхал барин Петр Николаевич, но добро дал обрить Саньку наголо. А тому все ничего, даже не расстроился, как будто. Парнишку усадили тут же, прямо на сцене, и Никодимыч, играющий сэра Тоби в спектакле, а по жизни будучи мастером-стригалем, быстро обкорнал Саньку. Все веселились и хохотали над пареньком, который строил трагические рожицы пока его стригли, изображая потерю волос, а потом, наоборот, пытались приласкать и пожалеть его, настолько беззащитно выглядел обритый Санька. Петр Николаевич тоже смеялся вместе со всеми, а потом, смахнув слезу, появившуюся то ли от смеха, то ли от жалости, незаметно от всех попытался спрятать Санькин локон.
После незапланированного перерыва репетиция снова возобновилась, но уже, как и положено, при полном параде, то есть в костюмах, в которых артисты будут давать представление. Все были в ударе — слова никто не путал, не забывал, вовремя вступал шумовой оркестр. Барин был доволен, а учитель музыки фон Шварт был просто счастлив, ведь благодаря ему спектакль был отрепетирован в такие короткие сроки. Он давно мечтал, чтобы барин разрешил ему самостоятельно спектакли ставить, любил он это дело, а после завтрашнего успеха, а он очень надеялся на успех, это становилось вполне возможным.