И это письмо император прочитал. И вновь ощутил прикосновению к чему-то обжигающе яркому, раздражавшему дыханием недостижимого, недоступного и невозможного для него счастья. Дерзко это. Несносно. Живот затрясся от накатившего гнева: «Удивляюсь, что меня снова беспокоят из-за семьи, глава которой участвовал в заговоре против меня!.. Дети каторжников - тоже каторжники и в образовании не нуждаются».
Что стоило Екатерине Трубецкой повиниться, покаяться - всего лишь словесно обременить бумагу осознанием вины, своей и мужа, перед государем - и прощены!
Свободы это стоило. Звезды пленительного счастья. Не стоит царская милость такой цены. И другой мысли в объяснение этого не возникает.
А ведь Екатерина Трубецкая происходила из старинного дворянского рода Лавалей во Франции, глава которого был возведен в графское достоинство Людовиком XV. Со смертью Екатерины род Лавалей пресекся, но для истории это уже не имеет значения. В России Екатерина Лаваль стала русской.
Комментарий к несущественному
«Федор Петрович спросил у Ивана Ильича, видел ли он Сарру Бернар. Иван Ильич не понял сначала того, что у него спрашивали, а потом сказал:
- Нет, а вы уже видели?..
Начался разговор об изяществе и реальности ее игры -тот самый разговор, который всегда бывает один и тот же». (Л.Н. Толстой. «Смерть Ивана Ильича»)
В контексте реальных страданий Ивана Ильича все не оставляло сознание того, что у него есть отложенное важное задушевное дело, потом он. вспомнил, что это задушевное дело были мысли о слепой кишке.
Лев Николаевич прав: необязательный разговор об изящном всегда бывает один и тот же, меняются лишь имена обсуждаемых персонажей. В политике, лишенной всякого изящества, имена меняются быстрее, чем персонаж сообразит, что он уже не действующее лицо:
- Видели ли вы Турчинова? А Яценюка?..
Стоит увидеть. Все лучшее, что есть в душе человека, отзовется, соберется, окрепнет - и отъедет к задушевным мыслям о слепой кишке.
Рвачи без границ
Жили люди на окраине империи скучно. Сидели тихо. Поле эволюционирующих смыслов отдыхало от христианской, догматики перед тем, как вступить в дарвиновскую школу естественного отбора с целью последовательной выделки человека из обезьяны. Однако не с кем было растить в себе силу, не с кого пример брать. Пугачевскую вольницу упразднили, разинские челны потопили, сильные личности в гастарбайтеры подались. Героя не было. А на дворе гроза собиралась.
И вдруг пошел косяк: Махно, Котовский, Голуб, Орлик, Петлюра, Тютюнник, Бандера, Музычко, Аваков, Ярош, Парубий, Наливайченко, Кличко... Откуда герои? С Майдана, вестимо. За ними - комиссары Госдепа в пыльных шлемах, а также инфузории в туфельках, с сумками, полными отравленных булочек. Рвачи без границ. Самый мирный на свете кениец напутствует их словом и долларом.
Пусть теперь ежатся, живые клочья плоти. Жизнь отдельно, герои отдельно. Все формы борьбы за власть полюбовны, все обстоятельства террора принудительны. И новый герой Олег Ляшко уже напрягается телесным низом в революционном порыве к тотальной педофилии. Он еще пошумит, «шаршавое животное», пока не попадет в руки бойцов Коломойского.
Батальоны просят еды. Им с воодушевлением твердят: «Героям - слава!» Воздух снова пахнет подгоревшей яичницей катастрофы, хотя комиссары Госдепа и эмиссары Евросоюза хранили свои яйца в разных корзинах. Где выход? Там же, где и вход. Только платить придется дороже: «В игольчатых, чумных бокалах мы пьем наважденье причин...».
А для истинно русского человека власть - тяжкое бремя ответственности перед Богом и Россией. Едва ли не наказание. Вековые устои самодержавия и православные традиции престолонаследия не сказать, что полностью исключали - они не позволяли опасно развиться авантюрной страсти властолюбия, сопряженной с мировой историей отравлений. Всегда было заранее известно, кто унаследует престол. Наследника потому и воспитывали в духе национальной ответственности за судьбу Отечества. Остальных великих, князей, если таковые имелись, готовили, как правило, к военной карьере.
В силу установившегося порядка российскому самодержцу от рождения и до смерти нечего было желать и не к чему стремиться, кроме как к процветанию Отечества и укреплению государства. При этом вовсе не обязательно иметь семь пядей во лбу. Рядом всегда находились те, которые их составляли.