1-3 августа 2014 года
Глава девяносто седьмая
Америка обожает свою ложь. К слову, там она ложью не считается, а существует как насущный закон заполнения духовного вакуума великой американской мечты. Иначе говоря, это укоренившееся стремление растворять свои грехи в общих, а общие списывать на счет остального мира.
Мало кто, кроме самих янки, верит киносказке про высадку астронавтов на Луну. Ну и что с того? Велено считать, что это правда, а не голливудская версия Стенли Кубрика, снятая в пустынном штате Невада с подходящим ландшафтом, значит, это правда.
Настоящего Саддама поймали в поселке Аддавр на берегу Тибра или состряпали инсценировку с одним из его двойников - это вообще не вопрос, а хорошо выполненная задача. Точно так же обстоит дело с мнимой ликвидацией «морскими котиками» Осамы бен Ладена на окраине пакистанского Абботабада. Кого там пристрелили, не скажут сегодня даже участники операции «Джеронимо», потому что спустя несколько месяцев ликвидировали самих «морских котиков», устроив им авиационную катастрофу в Афганистане.
Если бы рядовой 507-го технического батальона морской пехоты Джессики Линч не было, ее пришлось бы выдумать. Так и выдумали. Потому что каждой войне требуются герои. Чтобы хорошо икалось тем, кто не воюет.
Джессика Линч была и есть. Это бесспорный факт необходимого баланса между реальным позором и вымышленным героизмом. Она помнила, как по пьяни куда-то врезалась на джипе, сломала ногу и вопила так, что заглушала голос муллы на минарете.
Америке и всему миру рассказали, что девушка попала в засаду и отстреливалась до последнего патрона, чего она помнить не может вследствие амнезии. Она-то как раз помнила, куда вляпалась, но это роли не играет. Ни для нее, ни для страны, где обожают ложь. Объявили национальным героем - значит, герой. Вот только обозные фотопортреты Джессики плохо увязывались с ее новым имиджем. Издатель порножурнала «Хастлер» Ларри Флинт отказался их публиковать, хотя и заплатил 270 тысяч долларов фотографу, коему Джессика отважно позировала в одном солдатском ремне.
У патриотизма американцев, видимо, истек срок годности, и негодяям некуда стало скрыться. Разве что в стенах Госдепа, где одно вранье сменить другое - спешит, дав миру полчаса. Это не порок, а особое состояние умов, культивируемое Джоном Керри, истинным англосаксом, выходцем из семьи австрийских евреев, членом масонской ложи «Череп и кости», героем вьетнамской войны и стойким борцом за мир (нужное подчеркнуть).
Любая ипостась госсекретаря Керри не является достоверной. Кроме той, что определена ему Бараком Обамой - быть «санкционным смотрителем» по России. Пушкина Керри не читал, иначе оскорбился бы статусом, соответствующим чину коллежского регистратора, «почтовой станции диктатора». У Пушкина в «Станционном смотрителе» сказано: «Кто не почитает их извергами человеческого рода, равными покойным подьячим или, по крайней мере, муромским разбойникам?..»
Керри читает только тексты прошлых своих речей, когда сидит в самолете: «Вырубаюсь в несколько секунд».
В этом ему можно верить. Но и только.
Комментарий к несущественному
Высокий, благообразный джентльмен с густой, тщательно уложенной шевелюрой классического «васпа», то есть белого англосакса, Джон Форбс Керри неизвестно с какого перепугу причислен к потомкам Ивана Грозного. Без уточнения генеалогической линии, будто бы восходящей к родословной младшего сына царя - Дмитрия, не убитого в Угличе на девятом году жизни, а чудесным образом выжившего, обернувшись к 28 годам Лжедмитрием, «Тушинским вором».
Джон Керри не возражал против такого родства, однако, бывая в России, ни разу не рискнул заявить: «Рюриковичи мы». Видимо, догадывался, что госдеповские специалисты в области генеалогии случайно или сознательно перепутали Рюриковичей с Израилевичами. Такое бывало и в России. Начиналось по-разному, заканчивалось всегда одинаково.
С подачи советского академика Евгения Тарле, ненавидевшего русскую историю и желавшего порадеть некоему Жаку Львовичу Израилевичу, несвежую тему подхватил поэт, драматург и специалист по пушнине Илья Сельвинский, активно творивший в тридцатых годах прошлого столетия и напрочь забытый в пятидесятых. Речь о том, что указанный Жак Израилевич состоит в далеком историческом родстве все с тем же царевичем Дмитрием.
Заказ академика был принят с воодушевлением. Сельвинский навалял поэтическую драму в стихах и в слезах. Герой пьесы, действие которой разворачивается на заре смутного семнадцатого века, - Лжедмитрий. Вовсе не тот самозванец, случайно застрявший в российской истории под кличкой «Тушинский вор». Да и сама история совсем не так складывалась. Тушинским лагерем стоял под Москвой не проходимец неизвестного происхождения, а блистательно отважный и стоически жертвенный юноша, патриот Израиля, дерзнувший воплотить в жизнь сокровенную мечту российских евреев и подобно ветхозаветному Моисею вывести их кружным путем в Палестину.