Моясь под душем, он поклялся себе, что будет пользоваться этой девицей в щадящем режиме. Если он даст ей волю, то через две недели определенно попадет в дурдом. Оргазм у нее случался быстро и часто, но полного удовлетворения она не получала никогда. Секс для нее не был ласковым и последовательным чередованием задач и решений, это была бесконечная гонка от одного взрыва наслаждения к следующему – плато ощущений, на котором надо удерживаться, а не ряд вершин, на которые надо восходить. Если партнер проявлял малейший намек на усталость, она просто вводила вариации, рассчитанные на то, чтобы обновить его интерес и подхлестнуть его энергию.
Как навыки плавания, так и навыки скалолазания никогда не забываются, если раньше были хорошо усвоены. Но Джонатан понимал, что ему еще предстоит выяснить, какие новые пределы поставили его сноровке и силе духа те несколько лет, когда он старел и бездействовал.
Опытный альпинист может подниматься по стене, к которой нельзя прижаться. Размеренный, заранее просчитанный набор движений от одной точки неравновесия до другой, служащей динамическим противовесом первой, удержит его на стене, если только он не остановится. Это немного напоминает езду на велосипеде, когда не возникает никаких проблем с равновесием, пока ездок продолжает двигаться. Необходимо правильно определить протяженность и направление каждого броска, наметить и отрепетировать каждую его фазу, мысленно готовя каждый мускул к той работе, которая ему предстоит, а затем плавно и уверенно проделать все эти движения от одной опоры до другой и закончить на заранее предусмотренной и надежной опоре. В прошлом именно эти способности составляли сильнейшее достоинство Джонатана-альпиниста, но в течение первого дня свободного подъема он несколько раз ошибался в расчетах и с высоты десяти-пятнадцати футов скользил вниз, до самой осыпи. Он содрал немного кожи на локтях и ладонях – но самоуважению своему нанес куда более значительные травмы. Прошло некоторое время, прежде чем он сумел поставить точный диагноз. Годы, прошедшие с его последнего восхождения, никак не отразились на его аналитических способностях, но несколько притупили его физическую ловкость. Эту “эрозию” было уже не исправить, и поэтому стало жизненно необходимо научиться приводить свою мысль в соответствие с возможностями своего нового тела, уступающего прежнему.
Поначалу из соображений безопасности Бен настоял на том, чтобы они использовали побольше крючьев, отчего вся стена приобрела такой вид, словно по ней поднимались дамы или немцы. Но уже совсем скоро они стали делать короткие и крутые подъемчики с более присущей англосаксам экономией “слесарни”. Одна проблема, однако, так и продолжала обуревать Джонатана, заставляя его злиться на себя. Посреди искусной и четкой серии движений он ловил себя на том, что начинает бороться со скалой, поддаваясь естественному, но роковому стремлению прижаться к ней всем телом. Это не только лишало его рычага для тех точек, которые давали опору только в динамике, но и не давало посмотреть вверх на предмет подходящих трещин в стене. Как только альпинист прижимается к скале, он попадает в страшный цикл: незаметное накопление страха заставляет его начать обнимать скалу, объятия ослабляют опору для ног и не позволяют увидеть точки для захвата, которые могут оказаться в пределах досягаемости. И эта опасность, уже настоящая, дополнительно усиливает изначальный страх.
В одном случае, уже после того как Джонатан решил, что преодолел это дилетантское поползновение, он вдруг обнаружил, что снова попал в этот порочный крут. Его триконям стало не за что зацепиться, и он внезапно сорвался.
Он летел только три из тех сорока футов, которые отделяли его от скал внизу. Веревка дернулась и намертво остановила его. Он, вращаясь, повис на ней. Крюк попался надежный.
– Эй! – крикнул сверху Бен. – Какого хрена ты там делаешь?
– Вишу на крюке, жопа! А ты что делаешь?
– Удерживаю твой вес своей сильной и опытной рукой, а заодно любуюсь, как ты там висишь на крюке. Очень элегантно смотришься. Чуть глупо, но оч-чень элегантно.
Джонатан со злостью оттолкнулся от скалы, качнулся взад-вперед, но ухватиться ни за что не сумел.
– Да ты что, старик! Подожди минуточку. Ничего там не делай. Просто отдохни немножко.
Джонатан болтался на веревке, чувствуя себя полным идиотом.
– Теперь сосредоточься и подумай. – Бен дал ему на это минуту. – Знаешь, в чем твоя ошибка?
– Знаю! – Джонатан злился и на себя самого, и на Бена, вздумавшего его поучать.
– Тогда скажи мне.
Бойко, как назубок заученный текст, Джонатан продекламировал:
– Я жму на скалу.
– Правильно. Теперь давай обратно на стенку и будем спускаться.
Джонатан глубоко вздохнул для прочистки мозгов, оттолкнулся, качнулся назад и оказался на стене. В течение всего спуска он двигался размеренно и точно, выбросив из памяти вертикальное притяжение земли и естественным образом реагируя на притяжение диагональное, образуемое веревкой и весом его собственного тела. Это притяжение не позволяло ему вновь прижаться к скале.
Спустившись в долину, они присели на груду осыпавшихся камней. Джонатан сворачивал веревку, а Бен тем временем пил пиво, припрятанное им в тени валуна. На фоне девяти “жандармов”, возвышавшихся над ними, они сами себе казались лилипутами. На одном таком столбе из полосчатого красного камня они сегодня работали. “Жандарм” этот поднимался из земли, как ствол гигантского окаменелого дерева с обрубленной кроной.
– Не хочешь завтра забраться на Биг-Бен? – спросил Бен, нарушив долгое молчание. Он говорил о самом высоком из “жандармов”, около четырехсот футов в высоту – за бесчисленные годы этот столб выветрился так, что стал шире у вершины, чем у основания. Именно близость этих своеобразных игрушек природы и побудила Бена выбрать эту местность для своей школы скалолазания, и самое величественное из этих образований он незамедлительно назвал собственным именем.
Джонатан покосился на столб и, даже не дойдя до его середины, отметил взглядом с полдюжины коварных участков.
– По-твоему, я готов?
– Более чем, старик. Кстати, мне кажется, в этом-то и есть твоя проблема. Ты перетренирован, чересчур быстро вошел в форму. Ты становишься слишком легконогим. – И еще Бен сказал, что Джонатан, как он заметил, слишком сильно отталкивается, на динамичной опоре передвигается четко и быстро, но при этом не всегда точно уверен, есть ли впереди надежный зацеп, на котором можно остановиться. К тому же он позволяет себе отвлекаться от подъема, если тот представляется ему слишком легким. Именно в такие моменты невнимания Джонатан и оказывался неожиданно для себя обнимающим скалу. Наилучшим лекарством от всего этого был бы маршрут на выносливость – что-то способное внушить смирение излишне проворным ногам и обуздать опасно самоуверенного зверя, вселившегося в Джонатана.
Пробегая глазами вверх от одной неровности, пригодной для остановки, до другой, Джонатан минут за двадцать мысленно совершил восхождение.
– На вид не так-то просто. Особенно верхний гребень.
– Это тебе не на кровать залезать. – Бен поднялся. – Лопни мои глаза, если я не хочу пойти туда с тобой!
Джонатан, не успев подумать, бросил взгляд на ногу Бена.
– Действительно пойдешь?
– Спокойно. Я уж раз туда забирался. Что скажешь?
– Скажу, что завтра мы на нее прогуляемся.
– Замечательно. А как ты смотришь на то, чтобы взять отгул до утра?
Когда они возвращались в пансион, Джонатан испытывал легкость духа и такое желание приблизить завтрашний день, которое напомнило ему о прежней, бескорыстной любви к альпинизму. Он целиком сосредоточился на вопросах скальной породы, раскладки сил, тактики – и весь внешний мир с его Драконами и Джемаймами не имел шансов пробиться в его сознание.