Они медленно продвигались вверх. Опытная и мудрая рука Бена превращала веревку в третьего участника, в разумное живое существо. Когда Джонатан двигался, она всегда ослабевала, но неизменно крепко держала его, когда она единственная могла удержать его на склоне. Во многих местах вообще не было никаких захватов, где можно было бы держаться за скалу без веревки или крюка.
Джонатан начал уставать. Тяжесть рюкзака и тугое давление на бедра и икры служили постоянным напоминанием о небеспредельности человеческих сил. Но в руках сила еще сохранилась, и чувствовал он себя прекрасно. Особую радость вызывало соприкосновение со скалой, теплое там, где на нее падало солнце, прохладное и освежающее в тени. Воздух был настолько чист, что казался зеленым. Хорош был даже соленый вкус собственного пота. Тем не менее он не стал возражать, когда, после трех часов пути, оставив под собой две трети скалы, Бен попросил отдохнуть.
Прошло еще четверть часа, прежде чем они нашли узкий выступ в скале, на который можно было поставить пятки. Джонатан вбил несколько дополнительных крючьев, и они оба повисли бок о бок на веревках, спиной к скале, поджав ноги, чтобы те могли отдохнуть. Их тела отклонялись градусов на двадцать от скалы, которая и сама нависла на десять градусов. Бен, повозившись в своем рюкзачке, извлек краюху хлеба с хрустящей корочкой и толстый круг сыра, который он по альпийской традиции взял с собой. Они ели медленно, с чувством, удерживаемые веревками в наклонном положении, и глядели вниз на небольшой кружок любителей острых ощущений, собравшихся у основания “жандарма”, как только кто-то в пансионате увидел людей на поверхности этого столба, недоступность которого была общепризнанной.
– Как самочувствие, старик?
– Просто... очень здорово, Бен.
– Хорошо идешь. Не припомню, чтоб ты так хорошо ходил.
– Да, я знаю. – Восхищение Джонатана было неподдельным, будто он смотрел на себя со стороны. – Может быть, это просто счастливая случайность, совмещение настроя и подготовки, но если бы я сейчас был на Айгерванде... – Голос его замер, он в своем воображении преодолевал одну за другой все печально знаменитые ловушки Айгера. Бен вернулся к старой теме.
– Зачем вообще идти, Джон? Что ты хочешь доказать? Это-то тебе чем не великое восхождение? Начнем и успокойся.
Джонатан засмеялся.
– Да, Айгер тебе чем-то здорово не угодил, это точно.
– Просто предчувствие такое. Не твоя эта горка, старик. Она тебя уже дважды сбрасывала... Черт знает что! Во всей этой истории есть что-то ненормальное. Этот гомик хочет тебя подстрелить. Или ты его хочешь подстрелить. Не знаю, что верней. А вся эта проверочка людей, с которыми ты собрался идти? Не знаю я, что происходит, и не уверен, что хочу знать. Но чувствую я, что, если ты полезешь на Айгер, а голова у тебя будет забита всеми прочими делами, эта горка сбросит тебя за милую душу, прямо на камешки. А ты знаешь, что это ой как больно!
Джонатан наклонился вперед еще больше, не желая говорить на эту тему.
– Бен, посмотри лучше на этих, внизу. Какие маленькие людишки! Превратились в карликов, как на японской миниатюре. Будто из них постепенно высасывали отвагу и индивидуальность, пока у них и силенок-то осталось только на то, чтобы заседать в разных комитетах и подписывать протесты по поводу загрязнения окружающей среды.
– Да, не Бог весть что, пигмейчики. Свой кайф наверняка словят, если кто-нибудь из нас сорвется. У них тогда до самого вечера будет о чем поговорить. – Бен помахал рукой. – Привет, какашки!
Стоявшие внизу ничего расслышать не могли и в ответ энергично замахали и заулыбались.
– Пивка не хочешь, старик?
– Очень даже. Крикни там, пусть прямо сюда подадут. Разумеется, коридорному будут причитаться хорошие чаевые.
– У нас есть пиво.
– Шутишь, надеюсь?
– Никогда. Я могу шутить о жизни, о любви, о перенаселении, атомной бомбе и прочем подобном говне – но только не о пиве.
Джонатан недоуменно посмотрел на него.
– И ты полдюжины пива тащил на эту скалу? Да ты, знаешь ли, сумасшедший!
– Может и сумасшедший, но только не дурак. Я пива не тащил. Его тащил ты. Я его тебе в рюкзак положил.
Джонатан изогнулся и вытащил из рюкзака упаковку из шести банок.
– Черт побери! Да я тебя сейчас прямо на этих зевак сброшу!
– Подожди, дай сперва пиво допью.
Джонатан откупорил баночку и пососал пену.
– Теплое.
– Увы. Но я решил, что ты совсем взбеленишься, если тебя еще и льдом нагрузить.
Они молча ели и пили. Время от времени, когда Джонатан смотрел в бездну под собой, ему казалось, что в желудке у него машет крылышками целый выводок бабочек. За все годы занятия альпинизмом он никак не мог полностью избавиться от трепетания под ложечкой и щекотания в паху, которые нападали на него, когда он не бывал полностью поглощен самим восхождением. Это чувство не было особенно неприятным, и он считал его составной частью естественного порядка вещей в горах.
– Мы высоко забрались, как по-твоему?
– По расстоянию – на две трети. По времени – наполовину.
Джонатан согласно кивнул. Еще накануне они отметили, что последняя четверть пути, где похожая на гриб вершина начинает расширяться снизу, будет самой трудной. Джонатан рвался поскорей добраться до нее.
– Ну пошли.
– Я ж еще пиво не допил! – сказал Бен с неподдельной обидой.
– Ты две банки выдул.
– А я про третью говорю. – Он сорвал крышечку и перевернул банку, осушая ее мощными глотками. Немного пива стекло с уголков рта.
В следующие три часа одна за другой возникла масса тактических проблем. Предыдущая забывалась, как только появлялась следующая. Для Джонатана все в мироздании перестало существовать, кроме него самого и скалы: очередной шаг, надежно вбитый крюк, пот в волосах. Полная свобода, оплаченная риском падения. Единственный способ летать, если уродился бескрылым животным.
Последние пять футов были весьма своеобразными.
Стихии вволю поработали по части эрозии на хрупком гребне вокруг плоской вершины столба. Скала нависала на тридцать градусов, а порода была рыхлая и крошилась. Джонатан продвинулся в сторону, насколько мог, но порода не стала лучше, и подходящего места для крюка он найти не сумел. Он пошел поперек в обратную сторону и оказался прямо над Беном.
– Что происходит? – крикнул Бен снизу.
– Не могу найти путь наверх. Ты как забирался?
– Ну, использовал волю, умение, решимость, талант. Такие вот вещи.
– Пошел бы ты!..
– Эй, старик, слушай! Второпях ничего не предпринимай. Этот крюк – он больше для отвода глаз.
– Если я навернусь, навернется и пиво.
– Эхма!
Не было никакого надежного способа забраться на гребень. Прижавшись к скале и обдумывая ситуацию, Джонатан про себя выругался. У него стало вырисовываться совершенно немыслимое решение.
– Дай слабины! – крикнул он вниз.
– Не делай глупостей, Джон. Мы и так уже очень здорово поднялись.
– Пройти девяносто девять процентов пути – это и есть неудача. Слабины, черт тебя возьми!
Скрючившись под нависшей скалой, выпиравшей во все стороны, Джонатан прижал ладони к скальному выступу прямо над собой. Постоянно перекачивая вес между ногами и ладонями, он мог поочередно расслаблять руки и продвигать их вперед. По мере того как угол наклона его тела увеличивался, сила, необходимая для продвижения, все возрастала, пока не настал такой момент, когда он уже был не в состоянии оторвать ладонь от скалы над собой – иначе он бы камнем полетел вниз. Ему приходилось дюйм за дюймом пропихивать ладони дальше, сдирая кожу и обагряя скалу кровью. Наконец, когда ноги его уже дрожали от непомерной усталости, его пальцы нащупали край гребня и зацепились за него. Надежность захвата он оценить не мог и знал, что, когда подтянет колени, его тело так далеко откачнется от скалы, что удержаться он никак не сможет. На самом деле ему уже ничего не надо было решать: ни вернуться назад, ни дольше удерживаться в таком положении он не мог. Силы почти покинули его.
Он вжимался в скалу до тех пор, пока кости его пальцев не почувствовали скалу непосредственно, минуя подушечки. Затем он резко разжал руки, одновременно оттолкнулся ногами, сгруппировался и закинул ноги вверх.