– Не нужно. Мне все равно, пусть говорят, что хотят.
– Нет, важно. Саяна, я твой должник. То, что ты сделала для меня – никогда об этом не забуду! Спасибо тебе! За все, девочка моя!
– Пожалуйста. – Тихо отозвалась я, поглаживая его по волосам. – Может, все-таки попробуешь поспать?
– Ты права. – Он снял рубашку с брюками и снова лег рядом.
Моя рука прикоснулась к груди, покрытой извилистыми шрамами.
– Некрасиво, да? – на его лице появилась кривая ухмылка.
– Нет. Наоборот, они завораживают, – я осторожно, словно легкое прикосновение пальцев могло причинить ему боль, погладила их. – Это свидетельства того, что тебе пришлось пережить.
– Телесная боль меня не пугает. – Он печально улыбнулся.
– Да, шрамы на душе страшнее всего.
Последним, что успела сделать Юлия перед смертью, оказался автомат с презервативами, установленный в холле недалеко от медкабинета. Я даже не успела сказать ей спасибо. И такой воз-можности уже никогда не будет. Потому что вчера мы похоронили ее. А мне до сих пор чудится дробный перестук каблуков в коридорах…
Сдержав слезы, я погладила большой стальной ящик и пошла в комнату Данилы. Мужчина сидел на кровати, оперевшись локтями в колени и бездумно смотрел в пол.
– Как ты? – я села рядом, погладив его спину.
– Саяна. – Он обнял меня.
– Давай выйдем, подышим воздухом.
– Как перестать думать о ней? – невпопад ответил Охотник. – Пластинку заело. Что она чувствовала в последние секунды? Мучилась? Горела заживо? Понимала, что это конец?
– Данила, она умерла мгновенно. Наши техники сказали, что сработало взрывное устройство.
– Саяна, я тебя люблю.
– Не надо сейчас…
– Нет! – мужчина заглянул в мои глаза. Его взгляд был совершенно безумным. – Никогда ей этого не говорил. Ни разу. Телячьи нежности – не о нашей семье. Ты должна знать!
– Хорошо. – Сердце сжалось.
Все эти дни он не отпускал меня от себя, я жила в его комнате и теперь растерялась окончательно, не представляя, что делать. Да и подходящих вариантов, в принципе, не имелось.
– Звонил отец. – Охотник привычно для последнего времени перескочил с одной темы на другую. – Даже не извинился, что не приехал на похороны. Просто сообщил, что займет ее место. Завтра прилетит.
– Может, нужно его встретить?
– Поверь, не нужно.
– Почему?
– Теперь все изменится, Саяна. Как прежде никогда не будет. Он уничтожит все, что сделала… мама. – Данила с трудом прошептал последнее слово. – Я ведь никогда ее так не называл, представляешь?
– Она знала, что ты ее любишь.
– Думаешь?
– Уверена.
– Спасибо. И от этого тоже ничего не останется. Шамиль Хан уничтожит все.
Тогда я еще даже и представить не могла, насколько Данила окажется прав.
Знакомую фигуру на подъездной дороге, в том месте, где погибла Юлия, я заметила издалека. Пасмурный, но теплый день заканчивался. Сумерки принесли с собой прохладу. Она коварным ужом заползала за шиворот, заставляя ежиться. Чтобы унять дрожь, пришлось обхватить себя руками, когда я подошла к морю цветов, которые стажеры и Охотники возложили сюда в память о нашей директрисе.
Маленькие огоньки свечей заметались в стеклянных стаканчиках, бросая тени на большое фото Юлии в центре и тем самым заставляя его оживать. И вновь, стоило подумать, что это так несправедливо, как по лицу потекли слезы. Я знала ее совсем недолго, мы не успели сблизиться, но явно были одной крови. Может, в будущем, несмотря на все препятствия, которые мир в достатке поставляет в нашу жизнь, нам удалось бы стать хорошими друзьями.
Теперь – не получится. Смерть – это конец. Может, не для того, кто умер, точно этого не знает никто. Но для тех, у кого равнодушная старуха с косой вырвала сердце, забрав близкого человека, это завершение. Бескомпромиссный безрадостный финиш.
– Здравствуй, родная. – Горан тепло улыбнулся. – Я принес цветы. Если мешаю, могу уйти.
– Не мешаешь. – Вряд ли сейчас кого-то волнует, что по территории поместья Охотников разгуливает не просто санклит, а глава клана Лилианы.
– Спасибо. – Он, как всегда, накинул мне на плечи свою куртку. Горячую изнутри и благоухающую древесно-мускусным ароматом с горьковатыми нотками цитруса и моими любимыми духами одновременно. Интересный запах. Теперь буду знать, что получится, если смешать нас.
– Юлия верила, что я смогу справиться с чувствами к тебе. – Тихо сказала я, сама не зная, зачем.
– Ты этого хочешь?
– Что теперь будет? – совсем как Данила в последнее время, я перепрыгнула с одного на другое. – Говорят, новая метла метет по-другому.
– Шамиль Хан сделает все, чтобы развязать войну.
– Ты уже в курсе?
– Положение обязывает. Я, в свою очередь, жизнь положу, чтобы ему это не удалось.
– Не говори так! – вырвалось у меня.
– В тот день ты готова была вернуться, родная. Ведь так? – он заглянул в мое лицо, но я отвела глаза. – Что тебя остановило? Чувства к Даниле?
– Горан, – я поморщилась, – для выяснения отношений не время и не место.
– Ты права.
– Решил теперь во всем со мной соглашаться?
– Тебе больше нравится, когда я противоречу? – санклит сверкнул озорной усмешкой. – Это обычно свойственно тебе.
– Ты передергиваешь.
– Ты ушла, я теперь одинокий мужчина с разбитым сердцем, что мне остается?
– Драган! – ахнула я, давясь смехом. – Ты научился пошлить?!
– Заметь – от тебя! – он рассмеялся. – Половым путем, очевидно, передалось.
– Не иначе, как завтра санклиты с Охотниками подружатся! Ты не заболел? Дай-ка температуру проверю! – я прикоснулась запястьем к его лбу. Как всегда, горячий.
– Это неизлечимо. – Он одарил меня полыхающим взглядом и мгновенно сбил ритм сердца, перехватив руку и поцеловав запястье. – Когда твои глаза темнеют как сейчас, словно океан в шторм, я умираю от желания быть твоим, любимая! Чтобы ты сделала со мной все, чего хочешь. И даже больше.
Я уже тянулась к его губам, завороженная, когда сзади раздались аплодисменты, заставив меня с шипением отпрыгнуть. Следом зарычал крайне раздраженный Горан.
– Извините, что помешал. – Высокий мужчина в коричневом костюме смотрел на нас серыми, как у Данилы, но невыразительными глазами.
Не человек, а хладнокровная рептилия. И мимика такая же. Узкие лягушачьи губы, седые пряди волос – того грязно-пепельного цвета, который бывает, пока вся голова не поседеет, зато двухнедельная щетина на лице вся белая.
Почему-то сразу вспомнились вараны, при укусе заражающие жертву болезнетворными бактериями, а потом упорно преследующие ее, пока она не ослабнет настолько, что можно будет начать поедать беднягу заживо.
– Продолжайте. – Он надменно посмотрел на нас.
– Здравствуй, Хан. – Процедил сквозь зубы санклит.
– Ты, полагаю, Саяна? – проигнорировав его, спросил меня новый директор.
– Правильно полагаете.
– Кто бы сомневался. Так вот она какая, твоя Кара Господа, Драган. – Он ощупал мою фигуру взглядом. – Охотница. У Бога есть чувство юмора.
– Не жалуюсь.
– Посмотрим. Это многое меняет. Теперь и у тебя есть слабое место.
– Только подумай о том, чтобы причинить ей вред! – прошипел Горан, подойдя вплотную к нему. – Разорву голыми руками!
– Давай. Прямо сейчас. Нападай. Начнем войну!
Сердце тоскливо сжалось. Я посмотрела на фото Юлии. Вот и пришел Шерхан, что нарушит перемирие. И в джунгли вернется страх. Она так боялась этого! Неужели такова наша судьба?..
А еще интересно, кому придется стать Маугли, который накажет подлеца. Боюсь, мне не потянуть.
– Отец! – Данила подошел к нам. – Мы ждали тебя завтра.
– Уже понял. – Хан кивнул на нас с Гораном. – Здравствуй, сын.
– Саяна? – Охотник вопросительно посмотрел на меня.
– Родная, – санклит с мольбой заглянул в мои глаза. – Пойдем со мной! Умоляю тебя, пойдем!