«Странно, – подумал Анатолий Федорович. – Дело еще совсем не выяснено, а уже делаются выводы. Конечно, и то хорошо, что делу собираются дать законный ход. Раз дело уголовное, то будет суд с присяжными. Но ведь и при таком разбирательстве неизбежно возникнет история с Боголюбовым, и дело примет совсем не уголовный вид».
Смысл прогремевшего здесь часа полтора-два назад выстрела был ясен Кони. Историю с Боголюбовым он достаточно хорошо знал. Если выстрел действительно связан с этой историей, то как можно такое дело передавать обычному суду? Присяжные, правда, не из простого народа, но они и не из сенаторов – всякие мелкие чиновники, так называемые акакии акакиевичи, разные люди купеческого и духовного звания, граждане свободных профессий, мещане. Кто знает, как они отнесутся к позорному поступку Трепова? Любой из них, если он честен и не потерял совести, увидит не только возмутительное попрание человеческого достоинства, но и то, что крепостнический дух еще процветает в империи. Вопиющий факт – власти не призвали Трепова к ответу. Наоборот, сам министр юстиции его поддержал!
«Ведь оба, в сущности, кто? Помещики. У Палена, кроме службы, большие доходы от поместий, и такие же доходы у Трепова. Имений у Трепова несколько, и еще недавно на него работали тысячи крепостных душ», – думал Кони.
Но вот граф наконец повернулся к Кони и милостиво кивнул ему издали.
«Гм, что-то он чересчур уж милостиво улыбнулся мне, – сказал себе Анатолий Федорович, направляясь к графу. – С чего это вдруг? Или, может, показалось?»
Очень скоро все стало понятно.
Кони вспоминает:
«Когда я подошел к ним, Пален сказал: „Да! Анатолий Федорович проведет нам это дело прекрасно“. – „Разве оно уже настолько выяснилось?“ – „О да! – ответил за Палена Лопухин. – Вполне, это дело личной мести, и присяжные ее обвинят как пить дать“. К удивлению моему, и Пален что-то несвязно стал прорицать о том, что присяжные себя покажут, что они должны отнестись строго и т.д.»
«Вот тебе, милый мой, и юрьев день, – мелькнуло в уме у Анатолия Федоровича. – Попал, можно сказать, „в случай“».
Он спрашивал себя, слушая Палена и не возражая ему пока ни единым словом, – что это: дар судьбы, сразу же представляющей новому судье отличиться, или ему подставляется подножка, чтобы сбить с ног?
Так или иначе, не имело смысла сейчас вступать в объяснения с графом. И хитрый Кони промолчал, хотя ему очень не по душе были слова графа: «Анатолий Федорович проведет нам это дело прекрасно». Что за выражение: «проведет»? Да еще «прекрасно». И кому «нам»?
Другого смысла не было, кроме как: «Кони устроит прохождение этого дела в суде так, как мы от него потребуем». Не сказано: «как положено по всей справедливости закона», а выражена уверенность, что в случае чего председатель суда поступится и долгом и законом, чтобы дело устроилось в желательном для Палена духе. И это сам министр юстиции говорит! Ох-хо-хо!..
Кони отошел от графа, подавляя вздох. «Как отстаивать при таких правителях правду и справедливость!» – подумал он с грустью.
4
Событие, которое сейчас последует, завтра будет некоторой сенсацией петербургских газет, сенсацией особого рода. Прочитав газету, петербуржцы скажут: ведь вот как вознесен этот Трепов! В большой милости человек! Сам император всероссийский нанес визит сочувствия пострадавшему градоначальнику!
В газетах будет сказано так:
«В 1.40 м. дня Трепова посетил государь, который изволил пробыть у больного более 20 минут. Ранее около 12 час. Трепова посетил Его императорское высочество принц Ольденбургский».
О посещении принцем дома градоначальства мы уже знаем. Скажем поэтому немного подробней только о царском пребывании в этом доме.
Подъехал государь не в карете, а в открытых санях, но при большой охране. В страже были одни горцы, лихие наездники-джигиты в черкесках с серебряными газырями на груди и в больших мохнатых, очень страшных с виду шапках, из-под свисающих косм которых не разглядишь ни лба, ни глаз, ни даже носа, – оттого и страшно.
Сам государь был, скажут завтра репортеры, в «обыкновенной форме казачьего полка своего имени», то есть Александра II. В этой форме он и производил сегодня смотр Донского полка на манеже Инженерного замка и прямо оттуда прибыл к Трепову. Отметим здесь, что смотры войск и разводы караула были одним из самых любимых занятий царя.
Публику ко времени его приезда на Гороховую как ветром сдуло. Разогнали ее, очистили улицу, снег и то поскребли. Одни воробушки прыгали по улице и то передвигались с какими-то боязливыми подскоками и оглядками. Это были, наверно, старые воробьи, опытные, знающие, как опасны бывают опустевшие столичные мостовые.