– Оставьте! – провозгласил Сербан, который вдруг почувствовал симпатию к удрученному Максюте. – Шпион! Девицы! Этого не может быть, потому что… потому что… Как это по-русски? Рожа у него честная.
– Так не желаете? – предложил Антиох. – Мы дадим вам своих людей, и они проводят вас домой.
– Благодарствуйте, – вымолвил наконец Максюта, отрываясь от дерева. – Но я должен тотчас вернуться в тот вертеп.
– Куда, куда? – воскликнули князья Кантемиры.
– Туда же, куда идем мы, – усмехнулся Холявин. – И я знаю, что ему там надо. Философский камень он там ищет.
– Философский камень!
– Ну да! У нас вся слободка только и говорит, что украденный тот камень надо искать в одном из вольных домов.
– Чушь!
– Для чистой науки, может быть, и чушь. Но для него-то это служба. Шумахер его в Сибирь упечет.
Все принялись обсуждать горестное положение Максюты.
– Ну, любезный Тузов, – сказал Евмолп, – я знал, что ты, братец, хамоват, господского сословия не чтишь. Но что ты еще и глуп, этого, прости, я не знал.
Оба Кантемира схватили его за рукава, прося быть терпимей.
– А что? – продолжал Холявин. – Ну как же не глуп? Идти в логово татей одному, без плана, без страховки? Да и зачем? Надеется увидеть камень тот где-нибудь на буфете, схватить его и бежать? Ха-ха-ха!
Максюта молчал, щупая разорванный шов на боку.
– А ты бы что сделал на его месте? – защищал его Сербан.
Холявин захохотал и отошел в сторону.
– Вот что, – предложил Антиох. – Он же унтер-офицер градского баталиона, у них с полицией даже кафтаны одного цвета. Пусть обратится прямо к генерал-полицеймейстеру Девиеру.
– И правда! – поддержал Сербан.
– Никак нельзя! – ответил Максюта.
– Почему?
– Да он же первый ворюга!
Преображенцы усмехнулись.
– Ну, – сказал тогда Антиох, – кому, как не вам, знать особенности вашего прямого шефа? Действительно, что же сам господин Шумахер не обратится в полицейскую канцелярию? Значит, это ему почему-то невыгодно?
Они молчали, не зная, что и предпринять. В Мойке захлебывались лягушки, невский ветер шумел в кронах деревьев, а из вольных домов в Морской слободке доносились музыка и крики.
– Что стоим-то? – подошел Холявин. – Философский этот камень всем головы затмил. Пошли, там уж, наверное, Цыцурин седьмую колоду распечатал!
– Но вам возвращаться туда не стоит. – Антиох положил руку на плечо корпорала. – Теперь они вас просто убьют.
– Да не могут они меня знать! – в отчаянии ответил Максюта. – Не знают они меня! Это какая-нибудь ошибка.
Ему представилось, что колесо судьбы сорвалось с места и мчится невесть куда.
– Пойду, пойду! – упрямо повторял он.
– Ну раз уж так, хочешь пойти под видом моего слуги? – предложил Холявин. – Мы тебя в обиду не дадим.
– Слуги? – насторожился Максюта. – Слуги – никогда.
– Слугой не хочешь? – Холявин смеялся, показывая свои щучьи зубы. – У тебя, как наша бабуся говорила, губа, братец, толста!
– Постой, погоди… – остановил его Антиох. – Тут дело щепетильное. А правда, – обратился он к Максюте, – в порванном кафтане вам все равно неудобно идти туда… Наденьте-ка ливрею одного из наших слуг, там в ихнем Аду даже комнатка есть для прислуги посетителей.
– Вы поступаете под защиту герба Кантемиров! – пылко вскричал Сербан, распушив свой черный ус.
– Так будет вам лучше, – заключил Антиох. – Эй, Камараш! – подозвал он слугу. – Отдай-ка свой армяк[21] господину, а его одежу прими. Да смотри там за ним, не давай в обиду!
А Сербан предложил маску. Теперь маски были в большой моде, венецианские, черные, с птичьим клювом. Их носили даже в семье. Но от маски решили пока отказаться.
– Хорош, хорош! – хлопнул по спине Максюту Холявин, когда тот надел княжескую ливрею. – А может, в камердинеры ко мне пойдешь за сходную плату? Здесь в Санктпетербурге наемные слуги дороги, а денщик мне пока еще не положен. Не прачкину же дочь брать в камердинеры, ха-ха-ха!
И они двинулись к вольным домам беспечной гурьбою, за ними двигались слуги, обремененные фляжками, шпагами, масками господ. Позади всех брел Максим Тузов.
– Ну и что Остерман? – теребили товарищи Антиоха. – Продолжай! Что он там еще вытворил при дворе?
Антиох отстал, пошел рядом с задумчивым Максютой.
– Вы правда не боитесь вновь идти в этот дом?
Максюта шел, ничего не отвечая. Низко пролетела птица, ждала наступления ночи. А ночь так и не приходила, вместо нее в просторах бледного неба выплыл двурогий полумесяц.
7
Сэр Клэдьюс Рондо, секретарь английского посольства, ничего так не любил, как аристократический выезд. За годы службы в России ему удалось через бухарских купцов не просто купить, а буквально из-под земли выкопать чистокровных рысаков, стройных, словно спутники Аполлона.
А коляску, легкий фаэтон с колесами, огромными и прозрачными, послал ему всесильный случай. Светлейший князь Меншиков заказывал эту коляску в Версале, что недоступно даже для самых могущественных заказчиков, но для светлейшего князя все доступно.
Он готовил этот фаэтон для свадьбы старшей дочери с польским князем Сапегой, но, пока фаэтон в разобранном виде плыл в Санктпетербург, политическая конъюнктура переменилась. Колесо Фортуны[22] вознесло светлейшего князя на такую высоту (хотя, казалось бы, выше уж и некуда!), что князь замахнулся на другого жениха. И жених тот был великий князь Петр Алексеевич, внук государыни.
Какой уж тут фаэтон! Тут подавай выездную карету с императорскими гербами. И сэру Рондо удалось попасть под счастливое настроение светлейшего князя, хотя светлейший и тут ухитрился извлечь выгоду, продав фаэтон дороже, чем он обошелся ему самому.
И теперь, казалось бы, ничто не мешало сэру Клэдьюсу Рондо запрягать в дивную коляску шестерых красавцев, да не так, как делают глупцы русские бояре – цугом, то есть гуськом. Нет, запрягать именно так, как это принято в старой доброй Англии – в три пары, и ездовой чтоб сидел отнюдь не на каждой лошади, как у русских. Чтоб лишь на передней выносной сидел мальчик-форейтор[23] с мелодичным рожком.
И зашуршали бы колесами по мелкому гравию, а стройные ноги рысаков перемежались бы в размеренном беге.
Однако для полного торжества ему недостает двух обстоятельств, которые иному, незнакомому с аристократической ездой, могут показаться несущественными, но он, гордый Клэдьюс Рондо, отпрыск обедневшей, но знаменитой рыцарской фамилии, не может без них себя счастливым почитать.
И первое то, что он, увы, не посол. И даже не посланник и не полномочный министр. Посол покинул Санктпетербург шесть лет тому назад, в знак протеста против принятия царем Петром императорского титула. С тех пор пустующим сим учреждением, английским посольством, управлял он, Клэдьюс Рондо, эсквайр. С тех пор он сумел понатореть в лабиринтах высокой политики и превратиться из полунищего клерка в преуспевающего дельца.
Но знает отлично сэр Клэдьюс Рондо, резидент, что стоит перемениться политической обстановке, а она теперь меняется весьма своенравно, старая Англия признает русскую монархиню императрицей и пришлет в Санктпетербург посла, но это будет, конечно, не он, сэр Рондо, а какой-нибудь одряхлевший потомок герцогских фамилий, успевший надоесть при сент-джеймском дворе.
Второе же обстоятельство вообще невероятно. Оно заключается в том, что в Санктпетербурге негде и некому показывать классическую езду.
Царь Петр основывал столицу свою наподобие любимой им Голландии, Амстердама, где в коляске шестериком тоже не накатаешься – всюду каналы и каналы. То же и в Санктпетербурге – либо уже каналы прорыты, либо, что еще хуже, роются. Везде беспорядочные кучи песка да кирпича. А где не роются – там лес стеной стоит. Едешь, а угрюмые мужики с лопатами шапки хоть и снимают, но глядят как волки.