- Неважно, - поморщился он. – Главное, что это тебе помогает.
И я пила снова, и снова. И даже смогла после этого сесть. Эдвард поменял мне капельницу, а потом приготовил омлет, и я была потрясена тем, что он так тщательно заботится обо мне. Я все съела, и с ужасом ждала тошноты… но ничего не произошло. Мне действительно стало лучше.
Эдвард ставил мне укол обезболивающего через равные промежутки времени, и это приносило облегчение. Я чувствовала себя практически здоровой, за исключением общей слабости.
Я наблюдала, как Эдвард беспокойно звонит и звонит по телефону, раз за разом. Я пыталась убедить его, что он и сам неплохо справляется, втайне боясь приезда его отца. Но Эдвард твердил, что одному ему не справиться, и продолжал звонить. Он даже сказал, что отвез бы меня туда сам, но мое состояние было слишком нестабильным, чтобы я смогла вынести долгую дорогу.
Звонки же не приносили результатов. Его семья уехала в поход, как он сказал. Мобильники они с собой не берут.
Я знала, что это такое. Мы с Майком и другими тоже частенько захаживали в такие глухие места планеты, где не было никакой цивилизации, а о сотовой связи аборигены не имели даже представления.
Странно, но сейчас, думая о своих путешествиях, я вдруг осознала, что они уже не притягивают меня, как всегда. Если я останусь жива, то с удовольствием посвящу время воспитанию ребенка. Теперь я поняла, что это было тем, чего мне не хватало. Конечно, было бы здорово, если бы Эдвард тоже остался, но я не посмею просить его об этом.
А потом ребенок проснулся. Сначала все шло неплохо. Мне поддых просто уперлись с такой силой, что в глазах замерцали звезды, и несколько секунд я не могла вздохнуть, глядя на Эдварда округлившимися глазами. Мое тело выгнулось в попытке избежать боли, и я почувствовала руку Эдварда и вцепилась в нее. Искаженное лицо Эдварда было прямо надо мной, но я не слышала, что он говорит.
А потом я закричала. Я слышала хруст. Боль была невыносимой, кроме нее, я ничего не чувствовала, крича снова и снова. Мое состояние беспомощности и слабости вернулось в удвоенном размере – я даже не могла приподнять голову. Перед глазами все вертелось, и я едва видела Эдварда – с выражением ужаса на лице он держал около уха телефон. А потом отбросил его в сторону, не глядя, далеко… и в его глазах сверкнула недобрая решимость.
Я совсем не могла дышать. Даже когда я делала вдох, внутри меня что-то клокотало. Это напоминало погружение без акваланга, когда вода захлестывает легкие. Мое сознание стало ограниченным, я едва воспринимала окружающую действительность.
Я увидела Эдварда, идущего ко мне. В его руке блеснуло лезвие ножа… или это был скальпель, я не разобрала.
- Нет, - попыталась я сопротивляться, усилием воли отгоняя обморок. Инстинкт защитить своего ребенка был сильнее боли, сильнее страха смерти, сильнее всего остального. Я съежилась, руками закрывая собственный живот, несмотря на боль, пронизывавшую изнутри.
Эдвард на секунду остановился, но не передумал. Его взгляд был жестким и темным.
- У тебя ртом идет кровь, - сказал он отчетливо. – Тянуть нельзя.
Я закашлялась, и мои легкие, наконец, освободились – я смогла дышать. С удивлением я увидела на своей ладони, которой непроизвольно прикрыла рот, кровь. Я уставилась на нее, как на привидение, не соображая, что это значит для меня. Знала, что ничего хорошего. Видела краем глаза, как Эдвард метнулся ко мне.
Его холодные руки на моем животе – и я закричала, пытаясь его оттолкнуть. Ребенок отреагировал на это ударом изнутри, и я не могла сопротивляться боли, снова выгибаясь назад. Напряжение каждой моей клеточки было таким огромным, что я снова не могла полноценно вдохнуть.
- Не убивай его, - шептала я между провалами в сознании, словно безумная, ощущая, что Эдвард делает что-то со мной – там, внизу, против моей воли. Слезы брызнули из глаз, и я все еще пыталась его оттолкнуть, явно мешая ему, но ни одна моя попытка не произвела должного эффекта. Он все равно был сильнее.
Боль пронзила живот, где-то пониже пупка, и я почувствовала насыщенный запах крови… тело стало горячим, словно меня облили кипятком. Мои глаза широко распахнулись, а в глотке застыл сдавленный крик.
- Только не убивай его, - умоляла я без перерыва, и слезы мешали мне видеть ясно, хотя я пыталась смотреть… смотреть, что он делает со мной.
Его лицо было напряженным, глаза черными и пронзительными. Казалось, что каждое движение ему дается с трудом, и что он не может до конца сосредоточиться на том, что делает. Я в ужасе смотрела на то, что происходит. Его руки были в крови. Я вся была в крови, но меня даже не замутило от этого. Выражение растерянности на лице Эдварда напугало меня больше, чем его решимость. Если он не знает, что делать, он меня не спасет. И он не собирается оставлять моего ребенка в живых – ему не важно это. </p>
<p>
- Пожалуйста… - пролепетала я, удивляясь, каким слабым становится мой голос. Моя голова упала вниз, сознание уплывало. – Спаси его, - попросила я почти шепотом, осознав, что речь о моем спасении уже не идет. Я умру сегодня. Операция по извлечению ребенка в нестерильных домашних условиях – даже идиоту стало бы ясно, что я не жилец. Не следовало даже надеяться на иное. </p>
<p>
- Поверить не могу, - пробормотал Эдвард, я едва чувствовала его холодные пальцы на своем животе. Его взгляд стал затравленным, и он быстро отбросил скальпель в сторону. Тот, звякнув, прокатился по кафельному полу до ножки стола. Я лениво смотрела на него, чувствуя нарастающую в теле кошмарную слабость.
- Покажи мне его, - умоляла я хрипло, надеясь, что Эдвард послушается голоса разума, и не станет убивать маленького невинного человечка на моих глазах. Что даст мне немного подержать моего мальчика прежде, чем я умру.
- Скальпель не берет оболочку, - потрясенно прошептал Эдвард, его пальцы судорожно ощупывали мой живот – теперь с нажимом, и я могла чувствовать это. Как будто он пробует его на прочность.
- Ты же сильный, - прохрипела я, в моем горле словно застряла колючая проволока, и вкус был такой же ржавый и противный. – Сделай что-нибудь.
Эдвард быстро взглянул на меня, и его рот раскрылся в ужасе.
- Белла… - выдохнул он с гримасой отчаяния на красивом лице.