И я смогла увидеть это: настоящего Эдварда за внешней раздражающе молодой оболочкой. Обреченного на вечность, одинокого, несчастливого бессмертного, застывшего в семнадцатилетнем теле Мужчину, вынужденного жить с этим. Смогла увидеть и… принять.
Я сглотнула, когда почувствовала жжение в своих глазах, как если бы я хотела заплакать. И больше всего на свете мне хотелось сейчас Эдварда обнять. Попросить прощения.
Почувствовав мою неуверенность, Эдвард сделал резкое движение вперед, сокращая оставшуюся дистанцию, которую я все это время пыталась удержать. Его глаза были взволнованными… и по-настоящему испуганными. Ладонями он схватил мое лицо, удерживая перед собой, чтобы я не убежала.
- Пожалуйста, Белла, - шептал он, и начал с отчаянием меня целовать, прижимаясь губами короткими, нежными прикосновениями, - пожалуйста, попробуй… Я так долго ждал тебя… Я в любом случае поеду следом за тобой, но мне бы не хотелось быть тебе в тягость… Я хочу любить тебя… Позволь мне попытаться сделать тебя счастливой.
Я таяла под его прикосновениями и больше всего на свете сейчас хотела бы заплакать… но я не могла, просто оцепенела от его напора, от его отчаяния… от силы чувств, светившихся в красивых глазах цвета расплавленного золота.
- Не уходи, - шептал он так проникновенно, что у меня сжалось сердце, а дыхание участилось, когда поцелуи стали жадными. Его губы были такими мягкими и горячими, а сладкое дыхание по-прежнему опьяняло. Я ничего не могла поделать с собой – я начала робко отвечать.
Мои руки сами собой поднялись и запутались в бронзовых волосах. Я почувствовала спиной траву, на которую Эдвард уложил меня, целуя. Пальцы его руки скользнули по моей скуле, ключице и ниже, лишая меня способности трезво мыслить.
- Скажи мне, - прошептал он, находясь слишком близко, чтобы я смогла сопротивляться притяжению, - если бы не твои заморочки с возрастом, ты хотела бы попробовать? - Его серьезный взгляд пронизывал до дрожи. Ну как ему возможно сопротивляться? Вместо этого я потянулась рукой к его лицу, не в силах противостоять его невыносимой красоте.
- Ты же знаешь, что да, - прошептала я, чувствуя, как сдаюсь. Эдвард улыбнулся, хотя улыбка не коснулась его глаз. Его пальцы гладили мое лицо так же жадно, как тогда, когда я умирала на полу в доме Чарли, а он не хотел меня отпускать.
- Я люблю тебя, Белла, - серьезно сказал он, и я ничего не могла с собой поделать – я растаяла от его взгляда и его слов, как мороженое в жаркий летний день. Мое сердце почти забилось, словно я опять живая. Мои слезы почти вырвались из сухих глаз.
- Я тоже, - созналась я, признавая полное свое поражение в борьбе. – Думаю, я тоже люблю тебя.
Дыхание Эдварда участилось, и электричество снова заплясало между нами. Нужно договорить, стучала молоточком в моей голове правильная часть меня. Потом договорим, махнула рукой на все вторая, не очень правильная, но зато очень сумасбродная. Та, что двигала мною многие годы, понуждая делать много неправильных, опасных, но интересных вещей. Та, что хотела быть счастливой, наплевав на все остальное. Мне всегда казалось, что я больше похожа на Чарли. Но сейчас я поняла, что во мне живет часть и от Рене.
- Я хочу тебя, - пробормотал Эдвард мне в губы, прежде чем поцеловать. И возведенная мной искусственная стена между нами рухнула. Я сама впилась в его губы поцелуем, все разговоры и любые мысли вылетели из головы.
Я не могла взять в толк, как мы так быстро оказались без одежды, но спустя несколько мгновений мы уже занимались страстной, нежной, головокружительной любовью, сминая траву вокруг себя. Она казалась мягкой периной, а небо с миллионами звезд на нем – волшебным пологом. Ветер был теплым и обвивал наши сплетенные воедино тела легкими прикосновениями сотен теплых невесомых перышек.
Мы просто не могли оторваться друг от друга. Не могли насытиться.
Только редкие слова срывались с наших губ – в основном признания, слова восхищения и любви.
- Ты такая красивая, Белла… - шептал он, и его пальцы нежно скользили по моей коже, изучая ее, и я не могла подавить вздох или стон, когда его прикосновения достигали цели, принося удовольствие, которое становилось все сильнее по мере того, как время шло – по мере того, как Эдвард лучше узнавал меня.
- Ох, - бормотала я, резким движением опрокидывая Эдварда на спину, когда мне казалось, что все происходит невыносимо медленно, и желала ускорить процесс.
- Ну, нет, не сегодня, - ворчал он, переворачивая меня обратно, и его губы, скользящие по ключице и груди, побеждали меня, делая слабой.
- Эдвард… - выкрикивала я его имя, когда мы снова и снова сплетались в экстазе под пологом ночи, среди стрекота ночных цикад и уханья пролетающего мимо филина.
- Еще? – бормотал он настойчиво, атакуя мои губы, пока наши дыхания приходили в норму. А я чувствовала себя такой сильной, как никогда. Мне казалось, что теперь я могу заниматься этим вечность, без единого перерыва, без устали, и всегда будет одинаково хорошо. Нет, с каждым разом лучше и лучше.
- Еще, - соглашалась я, жадно впитывая ощущения от соприкосновения наших обнаженных тел. Если в пещере мне показалось все идеальным, то сейчас в этом не осталось ни единого сомнения. Мы были словно две половинки одного целого. Мы прекрасно чувствовали удовольствие друг друга – так, будто знали друг друга всю жизнь, а не несколько дней.
Его пальцы мягко блуждали по моей коже, заставляя меня кричать, а тело было гибким и неутомимым. Тогда, в пещере, мы не уделили должного внимания друг другу. Зато теперь восполняли все, что так несправедливо упустили… и не только в пещере, а в течение четырнадцати лет!
И когда занялся рассвет, мои страхи показались мне такими удивительно ничтожными, что я не смогла не рассмеяться над самой собой, расслаблено лежа на животе и болтая в воздухе ногами, как пятилетняя девочка.
- Что смешного? – пробормотал Эдвард, его пальцы ласково пробегали вдоль моего позвоночника и всей спины, а губы путешествовали по освобожденному от волос плечу.