Санни Дэй.
Нет, все, наверное, случилось гораздо раньше, когда я, еще совсем наивный деревенский мальчишка, увидел высокую женщину в белом. На ее рукавах были бусины, они блестели как маленькие бриллианты, шарф тоже был белым. И рукавицы, и белое пальто. Был февраль, и снег выпал по горло.
Светила восьмичасовая луна и я, глупый семилетний мальчишка, уставился на нее, точно увидев божество. Она была белоголовой. И кожа бледная как свет луны. Я прежде никогда не видел белых людей. Не знал, что такие существуют.
Я подумал- она богиня луны. Или снежная ведьма.
Но она захватила белой рукавицей горстку нелипкого снега и дыханием вызвала крошечную метель.
Я стоял, зачарованный ее высотой. Ее белым чистым лицом. И светлым взглядом сверстницы. Хотя ей было много больше чем мне. Тогда я подумал, что это мне пригрезилось. Она ушла, утаптывая снег. А я смотрел, и смотрел, и смотрел ей вслед пока двоюродная бабка не высунулась из окошка, раздраженно зовя меня. Была зима и мне следовало немедленно лечь спать.
Я увидел ее после полудня, ровно на следующий день. Она сидела на коврике из белых и красных хвостиков, в белом свитере и розовых джинсах. Руки у нее покраснели, а на ногах были самые обычные вязаные носки. Она пила с блюдечка чай, и бабка изумленно взирала на нее. Оказалось, та, которую я принял за призрака, за деву февраля, остановилась у соседей. Я присел, задержав дыхание совсем-совсем рядышком, украдкой посматривая на нее и не смея поверить своему счастью.
Моя сумеречная богиня была смертной. Она приехала из далекого края, где все-все были такими же белокожими и светловолосыми. Она сняла комнату у соседской противной бабки, потому что собиралась изучать здесь обряды и обычаи. Она писала что-то тушью, алой и синей, какие-то миниатюры. Ее речь была неплоха.
Наконец она заметила меня.
-Это кто? Я видела его вчера, он немного серьезен я вижу?
-Это внук моей сестры. Са, иди поиграй в другую комнату.- сказала бабка.
-Пусть он останется, можно?-сказала белая гостья.
Бабка разрешила.
-Красивый мальчик.
-Да толку б от этой красоты. Вырастет, пойдет собирать чай.
Я любил смотреть, как растет чайный лист и не мыслил себе никакой другой работы. Я любил смотреть, как плавают чаинки и опадают, образуя множество узоров- и ни один из них не повторяется. Но в ту минуту слезы навернулись мне на глаза- мне больше не хотелось смотреть, как наливается солнечным оком зеленый лист. Мне хотелось рисовать синей и алой тушью и говорить с ней, белоголовой.
На следующий день я подкараулил ее у дровяного сарая. Пряча озябшие руки в карманы, она пританцовывала на снегу и смотрела в Синие Горы. Там было так высоко-высоко.
"Какая красивая."- подумал я опять и сказал:
-А я знаю. где водится золотой змей!
-Шутишь!- ответила она с улыбкой.
В этой улыбке было много тепла- катастрофически много. Можно было растопить целый февраль, а можно было заставить меня танцевать с ней вместе. Да, мы танцевали. Держались за руки. Подпрыгивали повизгивали от восторга и мороза. Господи, как мы тогда танцевали и думали, что умрем от смеха, умрем совсем и разлетимся тысячей снежинок, но нам было так весело!
Так красиво блестели ее белые волосы. Как новый снег февраля.
-Вон за той горой!- указал я.
Я нашел свои санки- несколько сколоченных дощечек- и мы забирались на холмы, съезжали оттуда пока хватало сил. Мы смеялись и колючий ветер царапал наши щеки, но нам было весело вдвоем.
Прошло несколько дней, таким волшебных, легких. Мы гуляли по Синим Горам, лепили снежные фигуры, а вечером она учила меня рисовать и складывать из листиков папиросной бумаги незнакомые цветы. А потом я почувствовал- надвигается что-то подобное буре, подобное смерчу.
Она уехала.
Печальный, я бродил целый день. Какое жестокое разочарование- она уехала, уехала не попрощавшись со мной. Не попрощавшись!
И еле сдерживая слезы бросился в свой уголок в доме и провалился в тяжелый сон. В этом сне снег засыпал нашу деревню по самые крыши, по самые трубы. Снег забивался мне в рот, глаза и я не мог даже кричать.
Я проснулся. Голоса в нашей единственной теплой домашней зале были такие легкие, как дуновение ветерка. И один, тихий, но звонкий, точно ручей был ее голосом.
Она сидела и горка конфет искрилась в ее руке всеми цветами радуги, и шурша цветными обертками она создавала колдовство.
-А вот и главное действующее лицо.
Бабка пробормотала и ушла- проверить, как там коза.
А она, белая ведьма, белая как весь снег февраля, все раскрывала конфеты и клала их мне в рот быстро-быстро, откуда-то зная, что конфеты я ел за всю жизнь всего раз или два.