Итак, священник направился в монастырскую конюшню и распорядился подготовить мула. Лично приглядел, чтобы новиций ¹ заполнил седельные сумки овсом на три дня и, выехав за ворота собора, той же дорогой двинулся в обратный путь.
Комментарий к /////////////
¹ Новиций – в Католической церкви послушник, проходящий испытание перед вступлением в монашеский орден.
========== ////////////// ==========
Лето 1482 года выдалось, прямо скажем, не самым счастливым периодом в жизни Жеана Фролло. После неудачной попытки достучаться до брата архидьякона минуло уже три дюжины дней, и юноша был не то что на мели, а в совершенно отчаянном положении. Чтобы описать всю степень мрачной безысходности, завладевшей сердцем школяра, достаточно сказать, что за минувшие пять дней он не пропустил ни одной лекции и в колледже Торши проводил времени больше, чем в кабаках, не отлучаясь даже по ночам. Да и был ли смысл просиживать штаны в тавернах, если в долг ему не верили ни в одной, а денег все равно не было. Бедняга уже месяц как волей-неволей вел себя целомудреннее брата: Изабо-ла-Тьери из Валь-д’Амур, хоть и нравился ей этот румяный, белокурый юноша, все же была дамой с принципами и отдаваться за «спасибо» не собиралась. Жеан пробовал, было, занять денег у приятелей, но те, хотя и охотно пропивали в былые дни наличность его старшего брата, давать в долг не торопились: репутация у младшего Фролло была не самая безупречная.
- Qui non laborat, non manducet ¹, - проворчал Жеан, останавливаясь на мосту Менял и задумчиво глядя в воду, прикидывая, насколько живописно смотрелось бы его тело, выловленное пару дней спустя, и как сильно братец сожалел бы о своем опрометчивом решении лишить его содержания. – И вздумалось же Филиппу де Комину, чтоб ему пусто было, вышивать чертов девиз на попоне своей старой клячи!.. Однако так свихнуться можно: клянусь душой, эти науки выпивают из меня все соки. Кажется, и после самой жаркой ночи с малышкой Изабо я так не уставал, как после этих бесконечных латыни, греческого, истории, метафизики… О, пропади все пропадом, нет больше решительно никаких сил смотреть на постные лица учителей и выслушивать никому не нужные лекции!
Юноша в сердцах плюнул в воду и сердито отвернулся, направляясь обратно в сторону ненавистного учебного заведения, пробормотав себе под нос:
- Ладно, дорогая Изабо, только ради твоих белых грудей я потерплю эту муку еще несколько дней. Но если братец и тогда не соизволит обеспечить меня средствами к существованию, придется порвать со всем разом. Стану бродягой, и дело с концом! Право слово, чудесные ребята эти нищие. Шкура их так дешево стоит, что они, кажется, не слишком-то о ней пекутся. Что ж, думаю, и для меня во Дворе Чудес отыщется занятие и пара полных грудей, на которые я мог бы преклонить голову вместо подушки. Это, уж во всяком случае, куда как интереснее, чем становиться каким-нибудь помощником наставника в колледже… Ах, милый братец, как же вы можете быть так жестоки с несчастным Жеаном Мельником?!
Произнося эту фразу, юный шалопай возвел к небу укоризненный взгляд, точно ища на нем ответа. Вообще Фролло-младший не был склонен к пространственным рассуждениям и длинным монологом, но пустое брюхо и претерпеваемые лишения кого угодно в кратчайшие сроки превратят в философа.
Небо, к несчастью, безмолвствовало, а привлекать внимание своей патетической позой с воздетыми кверху руками Жеану быстро надоело. Оглядевшись, он уж хотел было вернуться в свою мрачную «тюрьму», озаренную в это время суток единственно светом знаний, как неожиданно внимание его привлек мужчина, спешащий на муле к мосту, оставшемуся позади Жеана. «Неужто Провидение все же услышало и сжалилось надо мной?» - весело подумал школяр и крикнул:
- Братец! Клод!..
Однако архидьякон был настолько погружен в собственные мысли, что кажется, не слышал вообще ничего вокруг: он не остановился, не обернулся, уверенно двигаясь в противоположную от мальчишки сторону.
- Будь я проклят, если тут нет чего-то поинтереснее алхимии и герметики! – тихо сказал сам себе Жеан, резко меняя направление движения и увязываясь за священником. – Сначала бормочет что-то в своей башне и клеймит стены греческим, потом месяц и носа не кажет из кельи, оставляя меня без средств к существованию, а теперь вдруг так спешит, что и родного брата не замечает!.. Ну нет, уж я выясню, что тут за тайна и нельзя ли извлечь из нее сколько-нибудь практической пользы.
Движимый любопытством, тем самым, что заставило его подслушивать у дверей башенной кельи, школяр последовал за архидьяконом. Не сказать, чтобы его действительно терзали размышления о переменах, произошедших в Клоде, которые юноша не мог не заметить – скорее это был обыкновенный интерес, к тому же уважительный повод пропустить лекцию по античной литературе.
Младший Фролло преследовал священника добрых полчаса: они давно вышли за городские ворота и теперь двигались по не слишком оживленной дороге на запад. Жеан уже подумывал бросить свою затею, догнать брата и прямо спросить, намерен ли тот сделать из него лиценциата или бродягу. Конечно же, Клод не захочет толкнуть несчастного, оголодавшего любимца в клоаку, которую представлял собой Двор Чудес, и снабдит хоть какой-нибудь наличностью. Однако стоило парнишке ускорить шаг, как всадник остановился и резко оглянулся. Замер на несколько секунд, а потом лицо его приняло столь недовольное выражение, что школяр невольно забеспокоился об успехе своего предприятия и, приняв самый беспечный вид, приблизился к архидьякону:
- Братец! Как же я рад, наконец, повидаться с вами!
- Жеан, ты следил за мной? – не ответив на приветствие, спросил Клод, подозрительно вглядываясь в совершенно невинное лицо юного повесы.
- Как можно! – оскорбился тот, с удивлением отметив про себя, что остановился Фролло-старший вовсе не посреди дороги, как ему поначалу показалось, а возле неприметной, убегающей влево тропинки. – Я заприметил вас не далее, как минут пять назад, и сразу окликнул. Оклик мой, однако, остался без ответа, и я поспешил вас догнать, потому что очень соскучился. Вы, смею надеяться, тоже, раз уж почувствовали мое присутствие и остановились.
От лукавого взгляда школяра не укрылось, как едва заметно дрогнули губы его собеседника на последней фразе, после чего тот с видимым усилием произнес:
- Конечно, Жеан. Я очень рад тебя видеть. Но что ты здесь делаешь?
- Учу древнегреческую поэзию, - не моргнув глазом, ответил юноша. – Здесь, за городом, атмосфера куда как больше располагает к стихам, не правда ли?
- Ну… да. Что же ты учишь?
- Нам задали подготовить к декламации одно из стихотворений Алкея.
- О, это один из величайших поэтов той эпохи! – одобрительно кивнул Клод. – Сам Гораций позже будет подражать ему. В свое время я, как и ты, был заворожен его творчеством и декламировал «Гимн Митиленам»; кажется, довольно неплохо. Прочти, что ты уже выучил.
- Увы, братец, я пока ничего не выучил, - белокурый бесенок сокрушенно развел руками. – Ведь я не могу даже переписать эти прекрасные строки, поскольку чернила мои высохли, а старые перья уже никуда не годятся. Конечно, вы можете справедливо заметить, что я мог бы занять эти принадлежности у товарищей, но вынужден признаться, что не имею даже собственной бумаги.
Архидьякон Жозасский нахмурился.
- Значит, ты все-таки шел за мной из самого Парижа, - констатировал священник, - с тем, чтобы снова просить денег. Отчего же не окликнул?
- Клянусь душой, дорогой братец, это первое, что я сделал! Но вы были так погружены в собственные мысли, что я не осмелился отвлекать вас и пошел следом в надежде, что вы сами вскоре приметите меня. Так оно и случилось. Вы очень вовремя остановились у этой тропки и дали шанс догнать вас, таким образом…