- Эсмеральда, - он порывисто поднялся и сделал шаг по направлению к цыганке, однако та успела вскочить и отступить. – Пожалуйста…
Впервые, быть может, мужчина остро ощутил потребность в человеческом тепле. Венчанный с наукой, он прекрасно чувствовал себя в своем добровольном уединении, однако в эту секунду ему до безумия захотелось стать обычным человеком, без сожалений променяв свою должность, ученость и положение на жизнь простого крестьянина. Работал бы с рассвета до заката, пахал землю и не бился бы напрасно над секретами мироздания; а вечером возвращался бы в старенький домик, горячо обнимал своих детей, нежно целовал жену и шел к закадычному приятелю, какому-нибудь Отесу или Кристофу, пропустить по кружечке вина и обсудить урожай пшеницы.
- Пожалуйста… - снова прошептал Фролло, опускаясь на колени перед вжавшейся в стену девушкой и захватывая в нежный плен ледяные ладошки. – Я так одинок, дитя. Прежде я полагал, что одна лишь наука достойна внимания, что только вера должна занимать мое сердце, все земное считал пустым и скоротечным. Однако это не так, я знаю теперь. Что наука?.. Разве способна она вдохнуть жизнь в опустевшую, осиротевшую душу? Нет, одной лишь любви, человеческой привязанности под силу превратить механическое, словно бы текущее по инерции существование в настоящую жизнь, наполнить смыслом каждый день и каждую ночь. Скажи, чаровница, разве я не прав?.. Разве стоит чего-нибудь жизнь без любви?
- Нет, - плясунья грустно качнула прелестной головкой, вспомнив о дорогом Фебе.
- Внемли же моей мольбе, девушка!.. Я сделаю тебя счастливой, я подарю тебе такую любовь, о которой рассказывают лишь в легендах! Только будь со мной, выведи меня из ледяного плена одиночества, позволь согреться в лучах твоей красоты и цветущей юности. Взамен я дам тебе все! Но позволь же, наконец, передохнуть; я так устал день за днем встречать твою ненависть, так измучился в безнадежных попытках снискать расположение… Ты полюбишь еще меня, когда узнаешь – о, я открою перед тобой великий ум и великое сердце! – но сейчас, прошу, просто будь рядом. Ничего не нужно, только каплю человеческого тепла.
- А еще залезть мне под юбку! – нарочито грубым ответом Эсмеральда надеялась развеять наваждение: неужто речи и вид палача могли всколыхнуть в ней, пусть и на миг, сострадание?! Ей-то какое дело до его одиночества? Пусть мучается дальше, и поделом ему! Недаром даже родной брат отдалился от этого человека – видать, было, за что.
- Ведьма! – прорычал архидьякон, вскакивая и одаряя съежившуюся красавицу яростным взглядом. – Хочешь видеть во мне зверя? Отвечай: хочешь?!
Цыганка испуганно затихла. Проклятье, нужно было всего-то одну ночь держать язык за зубами!.. Что ж, если теперь он прикончит ее или, еще хуже, изнасилует, винить будет некого, кроме себя самой – за непростительную, несусветную глупость.
- Молчишь?.. Что ж, молчи, - мужчина сделал шаг назад, скрестив руки на груди. – Раздевайся и иди в постель.
Плясунья шевельнулась и сделала неуверенный шаг в сторону кровати.
- Я сказал, раздевайся и иди в постель!.. – Клод почти сорвался на крик. – Или тебе помочь?!
- Нет! – поспешно пискнула до смерти напуганная девушка, неохотно стягивая сюрко; за ним отправилась котта. Затылком чувствуя на себе прожигающий взгляд, в одной камизе юная прелестница поспешила нырнуть под одеяло.
Священник налил себе еще полкружки вина и, в надежде успокоиться, залпом осушил чашу. Чертова колдунья!.. Как мог он так разболтаться?! Не хватало еще стать сентиментальным ослом! Впрочем, нет, уж это ему точно не грозит. По крайней мере, хочется в это верить. Пора бы уже уличной девке уяснить, где ее место!.. «Неужели под тобой?» - ехидно поинтересовался внутренний голос; Фролло поперхнулся, а тело налилось привычным уже плотским жаром. Нет, он ведь дал зарок самому себе и Божьей Матери не трогать ее до завтра! Если же Богородице неугодно будет до сего момента отвратить служителя своего от греха, то мужчина сам себе заранее прощал это преступление, списывая его на попустительство небесных покровителей. Но, однако, данный обет вовсе не помешает ласкать ее, как накануне… Да и, кроме того, строптивой девчонке придется все же смириться с его посягательствами, так пускай привыкает!..
Оставшись в сорочке, мужчина неспешно приблизился к низкому ложу, нарочито медленным взглядом обводя скрывшуюся под покрывалом фигурку. Боится: распахнула черные глазища, вцепилась смуглыми пальчиками в край одеяла, как будто это спасет ее… Архидьякон присел на краешек постели и резким движением отдернул шерстяной покров. Эсмеральда инстинктивно села и, дернувшись, забилась в угол.
- Я хочу почувствовать твое тепло, девушка, - внешне спокойно произнес священник; в голосе зазвенели стальные нотки. – И ты позволишь мне это.
- Будь моя воля, я бы и взглянуть на себя не позволила, даже если для этого пришлось бы выколоть вам глаза! – гневно прошипела испуганная цыганка.
- Не сомневаюсь, - холодно парировал собеседник. – К несчастью для тебя, воля здесь моя, и ты будешь ей следовать, красавица, нравится тебе это, или нет!
С этими словами Клод притянул к себе отбивающуюся пленницу и попытался усадить на колени. Та, однако, ловко вскочила и бросилась к двери, не особенно раздумывая, что она, собственно, собирается делать дальше, повинуясь только настойчивому инстинкту: убежать, спрятаться от ненавистного монаха.
- Мне надоели твои игры, девчонка!.. –рыкнул мужчина, крепко хватая свою жертву за запястье уже в дверях. – Довольно ты забавлялась моими страданиями; теперь мой черед.
- Нет!.. – отчаянно забилась прижатая к стене прелестница.
- Может, тебе нравится, когда с тобой обращаются подобным образом?! – горячий, страстный шепот опалил девичье ушко. – Помнится, и от своего любимого капитана ты отскакивала, как от прокаженного, стоило ему коснуться тебя! Ведьма!.. Ты брезгуешь моей нежностью, так, возможно, тебе придется по душе грубая сила?!
Плясунья чувствовала, как скользят по спине жадные руки, как страстно сминают ягодицы, стискивают бедра… Она тщетно награждала тумаками широкую спину и плечи, постепенно затихая и замирая без сил в крепких мужских объятиях. Монах завладел мягкими устами, огненным поцелуем укрощая последние попытки вырваться. Удерживая одной ладонью остренький подбородок, другой он стискивал упругую грудь, распаляясь с каждым мгновением все больше. Эсмеральда, собрав последние силы, оттолкнула своего обидчика. Тот отстранился лишь на мгновение, однако этого оказалось достаточно, чтобы цыганка успела залепить звонкую и довольно чувствительную пощечину.
- А теперь послушай меня, - отступив и обождав несколько мгновений, чересчур спокойно и раздельно произнес Фролло; голос его, тем не менее, заклокотал от едва сдерживаемого гнева. – Ты сейчас снимешь чертову камизу и ни словом, ни жестом не воспротивишься моим ласкам – тогда я дам тебе еще день, как и обещал; либо ты продолжаешь осыпать меня ударами. В этом случае я сам раздену тебя и возьму прямо сейчас; изнасилую на грязном полу, как портовую шлюху. Решай!
Девушка замерла, ни жива ни мертва. Тяжело вздымалась от сбившегося дыхания высокая грудь. От страха она с трудом могла соображать.
- Значит, второе, - выждав пару минут, ровным тоном констатировал архидьякон и сделал полшага вперед.
- Нет!.. Нет, прошу! – взмолилась несчастная; быстрые слезы заскользили по раскрасневшимся щечкам. – Не надо, пожалуйста! Оставьте же меня, умоляю…
- Я давал тебе на выбор два варианта, - бесстрастно заметил священник, - и такого среди них не было. Ну что, сама избавишься от рубахи?..
Закусив губку, прикрыв дрожащие веки и пытаясь унять слезы, бедняжка обреченно кивнула. Вцепилась будто закоченевшими пальчиками в тонкую ткань, не решаясь приподнять ее.