Моррис отвечает ему, что корабль все еще на плаву, список авторов ужался до командирской рубки, и последние несколько месяцев они выбрасывают за борт много чего. Его главная забота — сохранить всех работников, и пока он никого еще не лишил работы, но список книг становится все меньше и меньше — на двадцать-двадцать пять процентов. В прошлый год они издали сорок семь книг, в этом году — тридцать восемь, но финансовые потери составили лишь одиннадцать процентов, благодаря, в частности, Диалогам в Горах, издающиеся третьим тиражом, продано сорок пять тысяч экземпляров. Пока рано говорить об итогах рождественских продаж, но даже если они окажутся ниже ожидаемых, никакого бедствия тонущего корабля не ожидается. Луврейн, Уайатт и Томесетти, все они написали крепкие книги к осени, и криминальная серия в мягкой обложке стартовала прилично, но нынешнее время — очень трудное для издания первых романов, очень трудное, и ему пришлось отказать нескольким хорошим молодым писателям, чьи книги он бы попробовал издать год-два тому назад; и ему такое положение дел не нравится, поскольку смысл существования Хеллер Букс — в нахождении новых имен. Они планируют издать в 2009 году только тридцать три книги, но с Карлсеном в списке, с Давенпортом, и с повестью Рензо, небольшой книгой, написанной им после Диалогов в Горах, совершенно неожиданная книжка, на которую у него большие надежды; и кто знает, если в Америке не разорится каждый независимый книжный магазин в последующие двенадцать месяцев, у них, может, будет приличный год. Слушая свой рассказ, он почти становится оптимистом, но он рассказывает Рензо лишь часть всего, умалчивая тот факт, что возврат книг Диалогов в Горах уменьшит продажу на семь-десять тысяч экземпляров, что 2008 год будет самым худшим за все три декады существования, что ему нужен инвестор с дополнительными вливаниями в компанию, или корабль пойдет ко дну в последующие два года. Только нет необходимости в том, чтобы Рензо знал все это. Рензо пишет книги, а он их издает, и Рензо будет писать книги и издаваться, даже если его уже не будет в издательском бизнесе.
Когда приносят суп, Рензо спрашивает: Какие последние новости о мальчике?
Он здесь, говорит Моррис. Уже две-три недели.
Здесь, в Нью Йорке?
В Бруклине. Живет в заброшенном доме в Сансет Парк с какими-то людьми.
Наш друг-барабанщик сказал тебе это?
Наш друг-барабанщик — среди тех людей, кто живет там. Он пригласил Майлса из Флориды, и мальчик согласился. Не спрашивай, почему.
Похоже на хорошую новость.
Может быть. Время покажет. Бинг говорит, что он позвонит мне, но пока никаких сообщений.
А что, если он не позвонит?
Тогда ничего не меняется.
Подумай, Моррис. Все, что тебе нужно сделать — это прыгнуть в такси, доехать до Бруклина и постучаться в дверь. Неужто не соблазнительно?
Конечно, соблазнительно. Но я не могу так. Он же — тот, кто уехал, и он же — кто должен был вернуться.
Рензо не настаивает, и Моррис благодарен ему за то, что разговор на эту тему больше не продолжается. Как крестный отец сына и давний друг отца, Рензо полностью знаком со всеми перипетиями этой семилетней печальной саги, и не так уж много можно добавить ко всему сказанному раннее. Моррис спрашивает его о последних путешествиях в Прагу, Копенгаген и Париж, о читках его пьесы в театре Макса Райнхардта в Берлине, о полученной награде в Испании; и Рензо отвечает, что поездки были прекрасным отвлечением от забот, у него в последнее время не складываются дела, и было очень замечательно побыть где-нибудь несколько недель, где-нибудь за пределами его головы. Морри слышит подобные речи Рензо все время их знакомства. У него всегда не складываются дела, каждая только что оконченная книга — последняя написанная им, а потом, каким-то образом, дела налаживаются, и он опять оказывается в своей комнате, работая над очередной книгой. Да, говорит Рензо, он знает, что так говорил всегда в прошлом, но в этот раз все по-другому, он не знает почему, в этот раз паралич кажется становится вечным. Ночная Прогулка была закончена в июне, говорит он, более полугода тому назад, и с тех пор он ни за что не брался. Это была очень короткая книга, лишь сто пятьдесят с чем-то страниц, но, похоже, она вынула из него все — он писал в какой-то лихорадке, менее чем за три месяца с начала и до конца, работая над ней усерднее и с бóльшей отдачей, чем когда-либо за все года, вперед, вперед, как будто бегун, рванувший во всю мочь на семимильную дистанцию и выдохшийся от такого темпа, и что-то сломалось в нем, когда он пересек финишную линию. За прошедшие шесть месяцев у него не появилось никаких планов, никаких идей, никаких мыслей — чем занять свое время. Когда он не путешествует, он начинает чувствовать себя пустым, лишенным хоть какой-то мотивации, без никакого желания вернуться к рабочему столу и начать писать. Он испытывал подобные позывы нежелания в прошлом, да, но никогда они не были настолько настойчивыми и продолжительными, как сейчас; и пусть тревогу бить, наверное, рано, он спрашивает себя — может, это еще не конец, может, старый огонь еще не потух. В то же самое время он проводит свои дни, занимаясь почти что ничем — читает книги, думает, гуляет, смотрит фильмы, следит за новостями в мире. Другими словами, он отдыхает, но каким-то странным видом отдыха, говорит он, взбудораженным отдыхом.