Такого рода выдержки имеют для нас особый интерес. Читатели могут найти в трудах Джаясвала (HP, I, 103-117) и другие примеры. Но если имеется целый ряд прекрасных исследований по строению племенных организаций буддистской Индии (Rhys Davids, BI, ch. II; Tumour in IASB, VII, 993 и далее), то непосредственные исторические свидетельства скудны. И если Будда действительно строил свои сангхи по принципу племенных организаций, то законы сангхи позволяют нам сделать важные выводы о природе самих племенных организаций.
Раннее племенное общество было не только демократическим, но и коммунистическим. В нем не было таких вещей, как частная или индивидуальная собственность. Но как далеко пошел Будда в сохранении этих коммунистических принципов имущественных отношений внутри сангх? Маджумдар замечает:
"...индивид в буддистской церкви поглощался корпорацией... То же самое отношение между индивидом и корпорацией выявляется общей презумпцией в буддистском каноническом законе, что все принадлежит сангхе, а не какому-либо отдельному монаху, который может владеть только тем, что ему специально выделено. Даже когда вещи передавались бхикку в личное пользование, они считались имуществом сангхи. Этой доктрине вполне соответствует то, что после смерти бхикку сангха становилась собственником его имущества" (CLAI. 316-318).
Было бы утомительным цитировать длинные выдержки из буддистских текстов в обоснование этого наблюдения. Целый ряд пачиттья проступков, влекущих конфискацию (см. SBE, XIII, 18) - был основан на явно коммунистической точке зрения на имущественные отношения. Это станет очевидным из комментариев Рис Дэвидс и Ольденберга относительно правил.
"Следующие правила, большинство которых давно отмечено, зависели в значительной степени от коммунистических обычаев древнего братства. В конце периода васса (сезон дождей) сангха, или коммуна братьев, в любом месте имела обыкновение передавать кому-либо из бхикку такие запасы одеяний, какими она обладала; и следует здесь отметить, что ни один бхикку не имел личной собственности в отношении этих одеяний, хотя номинально они выдавались ему для личного употребления, и действительно, его собственные вещи по правилам являлись имуществом всей сангхи. Указанный выше бхикку расстилал тогда запасы одеяний для просушки и затем выдавал их любому брату, чьи одеяния от сырости или по другим причинам пришли в негодность" (SBE, XIII, 18).
Очевидно, что Будда был горячим противником частного имущества внутри общины, и это было вполне логично. Тирания страдания, из которой он искал выхода, как сам он неустанно повторял, вызывалась алчностью, свидетелем которой он был. Будда знал, что основой этой алчности является сила частной собственности. Он был бессилен преобразовать общество, но внутри общины - идеальной сангхи - его власть была верховной. Он не мог допустить, чтобы над нею довлела власть золота.
"Если бхикку получит золото или серебро, или поручит кому-либо получить его для него, или позволит держать запасы для себя, то это является проступком паччитья, влекущим за собой конфискацию. Если бхикку будет занят в каких-либо сделках, связанных с серебром, это является проступком паччитья, влекущим конфискацию" (там же, 26).
Интересны предлагаемые меры исправления.
"Виновный бхикку должен отдать золото и серебро общине (сангхе)... Затем, когда приходит арамика или упасака, оно дается ему, чтобы купить масло из молока буйволицы или растительное масло для сангхи; и что бы он ни купил, это является общим имуществом всей сангхи, исключая виновного бхикку. Если бхикку был против того, чтобы тратить золото или серебро, его просили выбросить золото или серебро. Если же это невозможно было сделать, тогда в качестве последнего средства формально назначается какой-либо из бхикку как исполнитель и он должен пойти и выбросить его (золото), действуя при этом так, чтобы его никто не мог найти" (там же).
Можно было бы привести и другие примеры (см. Cullavagga, VI. 15).
Мы уже видели, как ученые, подобно Рис Дэвидс, и Ольденбергу, считали необходимым пользоваться термином "коммунистический обычай", говоря о правилах относительно роли собственности внутри ордена. Даже Маджумдар (см. CLAI, 319) говорит о "коммунистической теории собственности" раннего буддизма. Однако они не ставят вопрос: откуда Будда заимствовал такую теорию и почему он ей придавал такое значение?
8. РЕЛИГИЯ БЕЗ БОГА
"Семья, как и бог, - сказал Томсон, - идут рука об руку с частной собственностью" (Thomson, SAGS, 1, 85). Что касается раннего буддизма, то знаменательно, что, почти не признавая частной собственности, он не проявлял и никакой веры в бога. Будда, подобно своему современнику Махавире (Dasgupta. HIP, I, 203 и далее) из племени личчхави, не только не верил в бога, но и выдвинул ряд аргументов против его существования.
Однако это нуждается в некотором пояснении. Следующий комментарий Гадена покажет, что современные ученые не единодушны в приписывании Будде сознательного атеизма.
"Вероятно, следует признать ошибочной ту точку зрения на первоначальное учение Гаутамы Будды, которая объясняет его отношение к богу как совершенно и сознательно атеистическое - как истолковывавшее мир в материалистическом смысле и отрицавшее существование бога. По всей вероятности, правильно, что он рассматривал вселенную в указанном смысле; и его взгляды в этом отношении шли от древней доктрины философии санкхья, которая стремилась объяснить все существованием души и материи (пуруша и пракрити) без необходимости вмешательства божественной силы. Однако последняя точка зрения - что основатель буддизма стремился выразить определенные атеистические взгляды, видимо, является ошибочным выводом из ответа, который он, согласно указаниям буддистских книг, дал на вопрос своих учеников об ином мире. Это следует также из отказа дать какое-либо определенное наставление о духовном и невидимом и рассеять, насколько он был в состоянии это сделать, неясность и темноту неизведанной сферы, лежащей вне области чувств" (ERE, VI, 269-270).
Трудно согласовать два аспекта этого толкования. Если Будда принимал материализм первоначальной санкхьи, он должен был принять и бесспорный атеизм этой системы, поскольку атеизм был естественным элементом материалистической точки зрения на вселенную. Однако сомнения Гадена проистекают из совершенно иного источника.
Настоящая редакция священных книг буддизма, какими мы их имеем теперь, производилась спустя много столетий после Будды. В связи с этим возникает вопрос, в какой мере эти тексты могут представлять действительные взгляды самого Будды. А что касается аутентичности антитеистических аргументов, то здесь положение еще сложнее, ибо они не были найдены даже в ранней канонической литературе. Мы впервые встречаемся с ними в таком позднем тексте, как "Буддхачарита" Ашвагхоши (I век н.э.). В более ранних текстах Будда хранит необъяснимое молчание по вопросам, касающимся бога и потустороннего мира. Современные ученые истолковывают это молчание по-разному. Гаден предложил следующее толкование.
"Однако вывод, что он стремился свое личное неверие в сверхъестественное и в существование бога передать путем предписания своим ученикам, конечно, ошибочен. Занимаемая им позиция не была ни атеистической, ни - в прямом смысле слова - агностической. Но для его слушателей был несуществен положительный или отрицательный ответ; размышления на эту тему не поощрялись, они скорее запрещались, поскольку они ослабляли или даже разрушали тот крепкий дух и уверенность в себе, которые он стремился воспитать в их сердцах... Он просто отказывался передавать своим ученикам знания, которые он расценивал как ненужные для практической жизни и размышление о которых только способствовало бы пагубному любопытству, побуждающему думать о делах, находящихся вне сферы доступного человеку" (Dasguрta, HIP, VI, 270).
Нетрудно видеть, что такое истолкование молчания Будды основано на довольно поверхностном отношении к действительно важному вопросу. Поскольку он сам неоднократно провозглашал себя вполне просветленным и даже всезнающим татхагатой или буддхой, - нет оснований считать, что он не имел собственной точки зрения в вопросе о боге. Если вопреки этому он считал излишним для своих учеников размышлять о боге, то это только доказывает, что сам он не верил в бога. Невозможно верующему в бога считать его существование несущественным для человеческой судьбы. Верно, что Будда всегда стремился сосредоточить внимание своих учеников на практической проблеме освобождения от страдания и считал метафизические дискуссии самообманом. Тем не менее он все же сформулировал теоретические основания для этой практической программы, и, как мы увидим, богу в ней не отводилось никакого места. Это показывает, что сам Будда не поддерживал нейтрального отношения к вопросу о существовании бога. Вероятно, он просто не хотел, чтобы его ученики тратили время и энергию на размышления о несуществующем.