— Да уж, эта больница!.. У меня все еще болит нога. Посмотри, на кого я теперь похожа!
Для пущей убедительности она продемонстрировала туго перевязанную лодыжку.
— Да перестань, Джина!… Врач сказал, что с тобой все будет в порядке.
— Между прочим, Сантана нанесла непоправимый ущерб моему здоровью!.. Я теперь на всю жизнь останусь хромой.
Чтобы не ввязываться с Джиной в перепалку относительно ее физического здоровья, окружной прокурор поспешил закрыть эту тему.
— Кстати, что касается больницы, — ехидно заметил он. — Тебя там с большим удовольствием примут. Возможно, тебе даже повезет, и вы окажетесь в одной палате с Сантаной.
— Да как ты смеешь! После того, что она со мной сделала… Я же ее разорву на части!..
— Не нервничай, дорогая. В том, что произошло очень большая доля твоей вины. Ты сама нарвалась на пулю.
— Мне непонятно, почему ты все время защищаешь эту сумасшедшую террористку? Между прочим, пистолет ей купила не я, и из больницы ее выпустила не я, и позволила ей разгуливать с этим пистолетом по улицам тоже не я.
— Зато ты раскрыла рот в самый неподходящий момент. Очевидно, старые привычки не умирают. Наверное, даже стоя в аду перед кипящим котлом, ты бы стала пререкаться с подручными Сатаны по поводу слишком низкой температуры воды.
— Нет! Вы только посмотрите!.. Как вам это понравится? Какая-то рехнувшаяся наркоманка бегает по Санта-Барбаре с заряженным пистолетом, но никого это не волнует! А главное должностное лицо, которое несет ответственность за происходящее, озабочен лишь тем, чтобы обидеть несчастную калеку. Ты пользуешься тем, что я сейчас беспомощна и издеваешься надо мной! Кейт, я возьму это на заметку.
— Джина, ты напрасно прибедняешься. Ты не из тех женщин, которые когда-либо могут оказаться беспомощными. Даже на костылях ты представляешь опасность для общества. Тебя, наверно, и из пушки не убьешь…
— О, Боже мой, Кейт, ты что, привез меня сюда, чтобы оскорблять?
Тиммонс, словно переняв у Джины ее манеру разговаривать, проигнорировал это возмущенное заявление и, обвиняюще ткнув в Джину пальцем, сказал:
— Знаешь, кто ты? Ты — акула. Акула теряет зубы, но на месте выпавших тут же вырастают новые.
Сантана по-прежнему держала пистолет, направленным на Мейсона. Рука ее заметно дрожала и ствол ходил ходуном. Но она все равно не решалась отдать оружие Мейсону.
— Пистолет заряжен, — предостерегла она. — Лучше не подходи…
— Мне это знакомо, Сантана. Со мной было то же самое. Все стало безразлично. Мне было так больно, что хотелось умереть. Хотелось сделать что-то страшное, чтобы кто-то навсегда избавил тебя от этого горя… Так было со мной, когда я потерял Мэри. Я думал, что жизнь завершилась. Я думал, что никто и никогда не сможет помочь мне. Тогда я еще не знал, какие чувства мне придется испытать. Но единственное, чего я желал — раз и навсегда избавиться от боли. Ты ведь тоже сейчас хочешь избавиться от боли?
— Не сравнивай меня с собой! Откуда ты можешь знать, что я чувствую?
— Мейсон, не зли ее! — торопливо воскликнула Иден. — Ты же видишь в каком она сейчас состоянии.
Но Мейсон не обратил никакого внимания на последние слова Сантаны. С мягкостью и состраданием глядя ей в глаза, он произнес:
— Постарайся успокоиться, Сантана. Я сталкивался с такими случаями в своей жизни. Мне знакомо все, что ты сейчас испытываешь.
— Жить становится легче, Сантана, если сам кому-нибудь поможешь. Позволь мне помочь тебе.
— Нет… Никто не поможет мне. Никто не может понять меня и никто не знает, что я чувствую.