Выбрать главу

— В данном случае, мои симпатии не имеют никакого значения.

Однако, София не слишком поддалась на эту уловку сына.

— А я вижу, что имеют, — уверенно сказала она.

Это заявление Софии привело Брика в такое замешательство, что он несколько секунд не мог ничего сказать. Однако, на лице его проявилась такая богатая и разнообразная гамма чувств — от сожаления до разочарования — что Софии все сразу стало понятно.

Брик действительно не испытывал особых симпатий к СиСи и с трудом скрывал это. Единственное, что он мог сделать, это пожать плечами.

— Ну что ж, раз ты не хочешь завтракать со мной, пожалуйста, можешь составить компанию СиСи… В общем, это меня не очень сильно удручает. Единственное, чего я хотел — чтобы тебе было хорошо.

София не сводила внимательного и в чем‑то сочувственного взгляда с сына.

— Брик, ты слишком вежлив, — тихо сказала София. — Но, в первую очередь, я должна знать, что все будет в порядке с тобой… А что случится со мной — это не важно.

Брик тоже посерьезнел.

— Я — твой сын. Но это не значит, что мне нравятся все твои воздыхатели.

София усмехнулась.

— Даже если они не просто воздыхатели…

Разговор принимал не слишком приятный разговор, и Брик решил поскорее закончить его. Он наклонился к Софии и нежно поцеловал ее в щеку.

— Ну что ж, я буду рад за тебя.

Стараясь больше не задерживаться, он вышел из зала, оставив Софию стоять в некоторой растерянности.

Она проводила сына задумчивым взглядом и медленно направилась к столику.

Мейсон со стаканом воды в руке бродил по гостиничному номеру, который сняла для него Джина Кэпвелл.

СиСи, нахмурившись, стоял у окна, скользя взглядом по залитым ярким солнечным светом улицам Санта–Барбары.

Хмурился он от того, что Мейсон по–прежнему был решительно настроен продолжать судебное преследование компании «Кэпвелл Энтерпрайзес» и добиваться возмещения ею ущерба, связанного со смертью Мэри.

Мейсон оценил этот иск в двадцать пять миллионов долларов — сумма весьма чувствительная даже для СиСи.

Хотя, поскольку иск был направлен не лично против него, особыми потерями для кармана Ченнинга–старшего это не грозило.

Впрочем, даже не это служило главной причиной плохого настроения СиСи.

К сожалению, Мейсон воспринял выдвинутые Кэпвеллом–старшим предложения вернуться в родительский дом, как попытку морального подкупа. Мейсон понял предложение отца не как искреннее желание, а как простую тактическую уловку, с тем, чтобы без суда замять это довольно неприятное дело.

— Это нечестная игра, папа, — заявил он. СиСи обернулся.

— Ты можешь называть сделанные мной предложения как угодно — нечестной игрой, грязным ходом, хитростью прожженного авантюриста или тактическим маневром бизнесмена — но я еще раз повторяю тебе, я хотел бы видеть тебя в своем доме. И это так, веришь ты этому или нет.

Мейсон, чувствуя себя не слишком хорошо после ночной выпивки, присел на спинку стоявшего рядом с диваном кресла.

— А если я не поеду? — мрачно спросил он.

СиСи, ни секунды не задумываясь, решительно ответил:

— Я не заставляю тебя делать это. Я просто прошу тебя подумать, подумать хорошенько над моим предложением.

Мейсон с сомнением потер обросший трехдневной щетиной подбородок.

— У меня в квартире огромное количество вещей, отец, — пожав плечами сказал он. — И я не знаю как…

СиСи, почувствовав сомнения и колебания сына, с лихостью опытного дипломата стал наседать на Мейсона.

— Что ж, перевези, я абсолютно не возражаю. У меня в доме половина комнат пуста, я думаю, что твои вещи послужат отличным дополнением для обстановки.

Мейсон хмыкнул.

— Перевези… А на каких условиях?

СиСи решительно рубанул рукой воздух.

— Никаких условий, я просто не хочу, чтобы ты оставался один. Вот и все.

Мейсон, поначалу, допускал, что СиСи делает все это исходя из собственных корыстных побуждений. Однако, в его позиции сейчас произошел сдвиг — СиСи пока не демонстрировал никакой финансовой или деловой заинтересованности в том, чтобы Мейсон переехал жить к нему под одну крышу.

Однако опыт Мейсона в взаимоотношениях с отцом и накопившиеся за долгие годы противоречия между ним и СиСи, разумеется, не позволяли ему мгновенно принять положительное решение.

Задумчиво посмотрев на опустевший стакан, Мейсон протянул:

— А что, если, скажем, через неделю–другую я нарушу какое‑нибудь из многочисленных правил, установленных тобой в собственном доме? Что произойдет в таком случае?