Крупье вопросительно посмотрел на следующего игрока.
Тот теребил веер в руках, никак не решаясь — поменять ему две или три карты.
Наконец, он сложил свой веер и поменял все пять. Сразу же, лишь только он получил от крупье свои следующие пять карт, его лицо просияло. Он облегченно вздохнул и откинулся на спинку стула.
Дошла очередь и до знакомого Шейлы. Он абсолютно спокойно вынул одну карту и протянул ее крупье.
Его сосед напрягся: ведь если человек меняет всего лишь одну карту, то на руках у него, скорее всего, остается каре.
Наконец, все игроки поменяли свои карты. Наступило напряженное молчание.
Шатен удвоил первоначальную ставку и тут же посмотрел на следующего игрока.
Тот, все так же блаженно улыбаясь, поглаживал свои карты. Он явно играл остальным на нервах.
Наконец, он, не спуская со своего лица улыбки, подвинул жетоны на середину стола.
Ставка возросла еще вдвое.
— Наверное, блефует, — послышалось над ухом у Шейлы, голос звучал сдавленно и взволнованно.
Женщина обернулась. Позади нее стоял все тот же мексиканец в цветастой рубашке. По его виду можно было предположить, что он проигрался до нуля, и теперь отводит душу, следя за чужой игрой.
Блондин обернулся и презрительно посмотрел на мексиканца, затем перевел свой взгляд на Шейлу.
Он словно спрашивал у нее, что делать, как будто женщина могла дать ему совет, не зная его карт.
Шейла механически пожала плечами, а блондин улыбнулся и тут же еще удвоил ставку.
— Нет, не блефует, — выдохнул мексиканец, — наверное, у него и в самом деле каре. Хотя, черт его знает.
— Не могли бы вы помолчать! — возмутилась Шейла, — вы же мешаете игрокам.
— Я не могу молчать, когда в дело идут такие деньги, — признался мексиканец.
Но Шейла уже не слушала его, ей почему‑то страшно захотелось, чтобы ее знакомый выиграл.
Следующий игрок нервно перебирал карты. Он уже собрался было выйти из игры, но никак не решался потерять первоначальную ставку. Он пристально вглядывался в лица остальных игроков, пытаясь понять по их выражению, какие же у них на руках комбинации. Но так и не решился продолжить игру. Он сложил веер, отодвинул его от себя и этим дал понять, что выходит из игры.
Крупье кивнул.
А мексиканец, посмотрев на Дэвида, сразу понял, что это тот слушатель, который ему нужен.
— Знаете, мистер, — сказал он, — сколько стоит такой жетон?
Дэвид пожал плечами.
— Я все равно не могу позволить себе играть этими золотыми жетонами.
— Десять тысяч долларов! — зашипел мексиканец, — один, всего лишь один жетон десять тысяч долларов. А сколько их тут перед ними? Посмотрите, мистер.
В этот момент блондин вновь удвоил ставку.
— А кто это вы не знаете? — поинтересовался Дэвид.
Мексиканец презрительно хмыкнул.
— Вы не знаете? Да это же Самуэль Лагранж, миллионер, чертовски богатый, сукин сын. Знаете, сколько уже он проиграл сегодня?
Дэвид вопросительно посмотрел на мексиканца.
— Больше миллиона долларов. И спокоен, просадил — и хоть бы что.
— Наверное, для него это не такие уж и большие деньги, — возразил Дэвид.
— Миллион долларов — большие деньги для всех, сколько бы их не было.
А Шейла в этот момент следила за рукой Самуэля Лагранжа, в которой тот вертел несколько золотых жетонов, в ожидании, пока следующий игрок решится сделать ставку.
Но и тот не выдержал. Он отодвинул от себя карты и коротко бросил:
— Пас.
В игре оставалось всего лишь двое. Лагранж победоносно посмотрел на своего противника.
Тот явно колебался, ведь на банке стояли уже довольно большие деньги.
— Я предлагаю открыть карты, — предложил шатен. Лагранж отрицательно покачал головой.
— Мы будем повышать ставки, и выиграет тот, у кого крепче нервы.
Шатен задумался. По его лицу было видно, что у него на руках очень хорошая комбинация. Но ведь почти на каждую очень хорошую комбинацию существуют еще лучшие, а существует и вообще беспроигрышная комбинация.
— Наверное, у него флешь–рояль, — предположил мексиканец, — иначе он бы так не упирался. Обычно с каким‑нибудь фулем уже давно пасуют.
Наконец, шатен, тяжело вздохнув, увеличил ставку.
Лагранж сидел в задумчивости. Жетон прямо‑таки мелькал в его пальцах.
А Шейле очень хотелось, чтобы он выиграл. Она словно бы ощутила себя на его месте.