— А что такое? — насторожился он.
— Да нет, это я так, просто, подумалось, — мексиканец вновь повернулся к играющим, и только теперь Дэвид заметил, как ярко сверкает у того в ухе серьга с маленьким бриллиантом.
Самуэль Лагранж взял стопку жетонов и положил перед Шейлой. Та в растерянности смотрела на невысокий столбик стоимостью в пятьдесят тысяч долларов. Ведь это были как раз те деньги, которые могли бы решить все проблемы ее, и ее мужа. Но эти деньги принадлежали другому человеку и лишь на какие‑то минуты попали в ее руки.
Лагранж обратился к Шейле.
— Вчера я все время проигрывал, но после того, как увидел вас, начал выигрывать и так увлекся игрой, что не заметил, как вы покинули зал. Я опомнился лишь тогда, когда проиграл снова.
— Надеюсь, вы проиграли не все? — пошутила Шейла.
— О, это было бы очень сложно, — сказал мистер Лагранж, — здесь так крупно не играют. И вот я думаю, что вы мне вновь принесете удачу.
— Мне кажется, этого не произойдет, — ответила Шейла и посмотрела в потолок.
Она боялась встретиться взглядом с Самуэлем Лагранжем, ведь у нее возникло такое чувство, что она непременно проиграет, и женщина уже чувствовала себя заранее виноватой.
Самуэль Лагранж, словно уловив это ее настроение, слегка притронулся к ее плечу.
— Не переживайте, ведь это всего лишь игра и даже, если вы проиграете, это ни к чему вас не обязывает, ведь я сам попросил вас сесть рядом со мной.
— Я и не волнуюсь, — призналась Шейла, — но мне будет вас немного жаль.
— Что ж, спасибо и за это. Жалость — не самое плохое чувство.
— Но я все‑таки немного волнуюсь, — руки Шейлы и в самом деле дрожали, прикасаясь к золотым жетонам.
— Может, вам заказать что‑нибудь выпить? Шампанское? — предложил Лагранж.
Шейла отрицательно качнула головой, и тогда Самуэль Лагранж внезапно пододвинул к ней еще один столбик из золотых жетонов.
— Ваша ставка теперь сто тысяч, — он улыбнулся женщине, и Шейла улыбнулась ему в ответ, сама удивляясь себе.
Шейла с замиранием сердца смотрела на сверкающие золотые жетоны.
«Боже мой, по десять тысяч каждый» — чуть ли не шептала она.
А Самуэль Лагранж прекрасно понимал состояние души женщины.
«Как мало ей нужно для счастья, — думал Лагранж. — Я могу сейчас подарить ей эти жетоны, она встанет из‑за стола, обменяет их на деньги и будет счастлива. Но сколько продлится такое счастье? День? Два? Неделю? Месяц? Счастье будет длиться, пока не кончатся деньги. А может, оно кончится еще раньше? Ведь денег никогда не бывает достаточно, это я знаю по себе и знаю прекрасно».
— Наверное, тяжело с красивыми женщинами? — спросил мексиканец у Дэвида.
Тот с недоумением посмотрел на своего собеседника.
— Почему с красивыми тяжело? По–моему, и с некрасивыми не легче.
— Да нет, — мексиканец расплылся в счастливой улыбке, — вот у меня жена некрасивая, и я счастлив. Когда жена красивая, за ней приходится следить, вечно на нее пялятся мужчины, того и гляди уведут. Так что, приятель, я тебе не завидую, вряд ли твоя жена вернется к тебе. Ты только посмотри, как этот миллионер ее обхаживает.
— Она не такая, — самоуверенно произнес Дэвид.
— Все мужчины так думают, — рассмеялся мексиканец, — а потом оказывается, что у них вырастают рога, — и он громко захохотал. — Вот и у меня, приятель, была такая же первая жена — красавица, глаз не оторвать. — Все мне завидовали, все восхищались, и мы были так счастливы, так довольны друг другом! Я в ней был уверен полностью, на все сто процентов, — лицо мексиканца стало строгим и суровым.
— Ну, и что? — немного скептично поинтересовался Дэвид.
— Как это что, в один прекрасный момент на нее положил глаз вот такой приятель, — мексиканец кивнул в сторону Лагранжа.
— Что, Лагранж? — как бы не веря своим ушам, поинтересовался Дэвид Лоран.
— Нет, не этот, другой — яхтсмен, сын одного миллионера.
— И что, увел?
— Да как тебе сказать, он даже ее не уводил. Моя жена сама за ним убежала, сама, представляешь? Бросила меня и убежала за этим щенком.
— А ты? — Дэвид пытливо взглянул на мексиканца.
— А что я? Что я мог сделать? Не буду же я гоняться за ним по всему свету. Он на своей яхте отчалил в неизвестном направлении — и все.
— Так она и не вернулась? — Дэвид даже немного побледнел.
— Вернулась? О чем ты говоришь? Она сейчас живет где‑то в Европе, по–моему, в Каннах, у нее все прекрасно.
— Откуда ты это знаешь?
— Откуда знаю? — мексиканец задумался. — Один знакомый рассказывал, видел ее во Франции.